Сансара. Оборот третий. Яйца Нимиры

— Да, — сердито отрезала Робин. — Мне было попросту не до него, хватало своих проблем! Долги отца, в доме прохудилась крыша, дом по соседству купила женщина, чей великовозрастный сынок буквально не давал мне проходу… Вам этого не понять, вряд ли вы знаете, что такое нищета. Я была на грани отчаяния. Всерьёз размышляла о том, чтобы продать родительский дом — а это было всё, что у меня осталось на память об отце и матери, — и переехать в другой район. Останавливало только то, что денег, вырученных за дом, хватило бы в лучшем случае на такую же развалюху. То есть, я поменяла бы плохой вариант на ещё более худший. С этими мыслями я приходила домой, с ними уходила в клуб, с ними ложилась спать — я крутилась, как белка в колесе, не видя просвета и не понимая, в какой стороне он может появиться. Когда врач, обследовавший меня по медицинской страховке — нам, танцовщицам, предоставляет её клуб, — объявил, что признаков наследственной болезни, от которой умерла мама, у меня не наблюдает, я ревела целый день. Мне очень хотелось умереть — чтобы всё это наконец закончилось. От самоубийства удерживала только мысль о том, что в этом случае о счастливом перерождении не стоит и мечтать.

— В смысле? — не понял я.

— Ах, ну да, — саркастически фыркнула Робин, — вам ли, сотруднику межмирового розыска, помнить о проблемах простых смертных! Уж вам-то после перерождения наверняка заготовлено тёплое местечко в Срединных мирах.

— Ага, — кивнул я. — Потому и переживаю, что через два дня подохну. В Срединный мир уж больно не хочется, знакомых там маловато.

Робин покраснела.

— Извините. Просто вы задаёте очень странные вопросы. У нас в Нимире каждому известно, что самоубийство — это проступок, который Творцы не прощают никому. Тот, кто погибнет в результате суицида, переродится в худшем из Нижних миров.

— Сволочи эти ваши Творцы, — решил я, — со всех сторон обложили! Помереть, когда приспичит, и то нельзя.

— Вы что?! — ахнула Робин. — Как вы можете так говорить?! — уставилась на меня, будто ждала, что сейчас сквозь землю провалюсь.

И впрямь, видать, хрень спорол. Наверное, как у нас заявился бы в церковь и заорал во всеуслышание: «Бога нет!»

— Всё-всё, молчу, — пообещал я. — Это на меня болты в спине так действуют, уже в мозги отдавать начало. Говорю же, надо Сеприта найти… Что там, кстати, дальше-то было?

Робин ещё поколола меня недоверчивым взглядом, но, убедившись, что богохульствовать больше не собираюсь, успокоилась.

— Дальше я решила, что до тех пор, пока Сеприт меня не трогает, мне тоже нет до него никакого дела, и выбросила этого парня из головы. И тут вдруг, представьте себе, ни с того ни с сего моя жизнь начала стремительно налаживаться. Во-первых, о наших трущобах внезапно вспомнили коммунальные службы. Вообразите моё удивление, когда, идя с работы, я увидела, что мне чинят потёкшую крышу! Хотя я никого не вызывала, верите?

— Верю, — кивнул я, — ещё бы нет. В моём мире тоже хрен кто сознается, что крышак потёк. Санитары и у нас — ребята суровые.

Робин посмотрела с недоумением и продолжила:

— Потом мне внезапно позвонил один из кредиторов отца и сказал, что его бухгалтер, проводя сверку, обнаружил старые оплаченные счета. Таким образом, сумма моего долга изрядно сократилась. А буквально через несколько дней хозяин клуба сказал, что доволен моей работой, и повысил ставку. В общем, тёмная полоса в моей жизни вдруг закончилась и началась белая. Я так радовалась, что дышать боялась…

— Бэтмен! — осенило меня.

Аж со стола вскочил от восторга. Больше мне присесть было некуда — в одном кресле откисал любитель чёрных глаз, другое заняла Робин.

— Что? — удивилась Робин.

— Ну, вы же Робин! Значит, рано или поздно должен был появиться Бэтмен! Я так и знал, что появится.

— Не понимаю, простите…

— Да забейте, неважно, — отмахнулся я. Уселся обратно на стол. — Белая полоса, значит?

Робин кивнула:

— Именно. И осталось, пожалуй, единственное мрачное пятно — сын соседки. Этот идиот просто измучил меня домогательствами! Подкарауливал по дороге с работы, из магазина, писал на двери всякие гадости, стучал в окно, требуя, чтобы я вышла «поговорить» — хотя я миллион раз повторила, что не имею ни малейшего желания с ним разговаривать! В общем, это был сущий ад. А больше всего я боялась, что он проведает о моей работе в клубе, понимаете?

Я покивал, всем своим видом выражая осознание кошмара, свалившегося на бедную девушку.