Сансара. Оборот третий. Яйца Нимиры

— Давай споём, — предложил я, — только лирическое что-нибудь. Трогательное.

— Давай, — согласился парень. И то ли похвастался, то ли поделился печалью: — Я женюсь скоро.

— О! Поздравляю. — Я повёл парня к креслу. — А на ком?

— На своей девчонке!

— Надо же, — восхитился я, — охренеть. В моём мире только на чужих женятся. Ну, еще на дельфинах иногда. Мир С-D24630/U,слыхал?

— Не.

— Эх, и никто-то про нас не слышал, — горестно вздохнул я. Сунул парню в руку свой стакан: — Давай выпьем. — Оглянулся на Робин. — Включите нам, пожалуйста, самую-пресамую лирическую песню. Такую, знаете — чтобы душа развернулась. Спят усталые игрушки, там, — и подмигнул.

Робин, сообразив, кивнула. Подошла к громоздкому, мигающему огоньками ящику в углу — больше всего он напоминал трансформаторную будку в миниатюре, — и принялась во что-то тыкать. А парень взял стакан. Посмотрел на меня. На лице отразилась мучительная работа мысли — видимо, сердцем чуял, что в раскладе чего-то не хватает, но не мог сообразить, чего. В итоге забил и приложился к стакану.

Мелодия из ящика полилась и впрямь лирическая. А в руках у Робин оказался микрофон.

— Я дорогу к милой искал,
Сердце мне томила тоска,
Сердцу без любви нелегко,
Где ты? Отзовись, Сулико!

— нежным голосом запела она.

Жених своей девушки принялся раскачиваться на кресле в такт.

— Увидал я розу в лесу,
Что лила, как слёзы, росу.
Ты ли так цветёшь далеко,
Милая моя Сулико?

— продолжала увещевать Робин.

Глаза жениха затуманились.

— Всегда! — торжественным, на удивление трезвым голосом произнёс он. После чего попробовал подняться, но вместо этого начал валиться с кресла вперёд.

— Окей, братан, — подхватывая парня, согласился я. — Всегда — значит, всегда! Не вопрос, как скажешь, — и прислонил к спинке кресла окончательно пьяное тело.

Предложил Робин, кивнув на второе кресло:

— Присаживайтесь, Робин Генриховна. В ногах, как видите, правды нет.

Робин осторожно присела.

— Мы прямо здесь будем разговаривать?

— А чем плохое место? Приятная атмосфера, привычная для вас обстановка.

Робин опустила голову.

— Если вы думаете, что мне нравится этим заниматься…

Я пожал плечами:

— Ну, знаете. Я на месте Сеприта до потолка бы прыгал. Как по мне, так молиться надо на такую учительницу. — Невольно представил себе классную руководительницу Ольгу Юрьевну в прозрачных штанах и лифчике с блёстками и содрогнулся.

— Прекратите! — Робин вскочила с кресла, сняла маску, нервно пробежалась туда-сюда. В разрезах штанов мелькали стройные ноги, я наблюдал с интересом. — После смерти родителей я осталась совсем одна — с долгами, в которые ухитрился влезть отец, и которые посыпались на меня со всех сторон! Мне нужны были деньги, а танцевать я умела и любила. В конце концов, танцы, которые здесь мы исполняем приватно, во многих мирах доступны широкой публике! И это вовсе не считается оскорблением нравственности. Я мечтала после смерти возродиться именно в таком мире.

— Э-э-э, — удивился я. — А другого способа нету? Ну, переехать, там? Или слишком просто для творческого человека, не канает?

Робин горько засмеялась:

— Да-да, Константин Дмитриевич, продолжайте издеваться! У вас это отлично получается.

— Вообще даже не собирался, — обиделся я. — В моём мире переезд не считается издевательством. Хотя, конечно, смотря куда.

— Вашему миру исключительно повезло, — отрезала Робин. — У нас позволить себе межмировые перемещения могут только очень богатые люди, мне столько никогда не заработать.

— Может, вам в индивидуальное предпринимательство перейти? — предложил я. — Ну, чтобы с хозяином клуба заработком не делиться. Или крыша сильно дорогая?

— Крыша? — не поняла Робин.

— Ну, охрана, — объяснил я. — Те, кто вас от полиции прикрывать будет.

Робин нахмурилась:

— Зачем меня прикрывать от полиции? Я не делаю ничего противозаконного. Возможно, моё ремесло не очень почётно, но…

— Ой, вы только не волнуйтесь! Лично я ваше ремесло очень даже уважаю, — торопливо заверил я. — Как-никак, одна из двух древнейших профессий. У меня, если хотите знать, родной навигатор по первой специальности — тоже проститу… то есть, я имел в виду, дама с низкой социальной ответственностью. И ничего, всё у нас отлично.

— Что-о?! — взвилась Робин. — За кого вы меня принимаете?! Я танцовщица!

— И всё, что ли? — удивился я.

— Нет, ещё певица! А не то, что вы подумали. Такого, слава Творцу, в нашем мире вообще нет!

— Гы, — сказал я.

— Что?! — снова взвилась Робин.

— Да ничего, ничего. Не волнуйтесь так. Нет — значит, нет. На нет и суда нет. Я к вам вообще не по тому вопросу, занимайтесь вы хоть танцами, хоть бабочек разводите. Меня интересует Сеприт.

Робин поникла. Потом подняла голову и, глядя мне в глаза, потребовала:

— Поклянитесь, что не причините ему вреда!

Я вздохнул.

— Робин Генриховна. Поверьте, пожалуйста: последний человек в Сансаре, который хотел бы причинить вред вашему ненаглядному Сеприту — это я.

— Почему?