Санный след

Главный подозреваемый — Тихон Серков, он же Демьян Фрусов, он же уголовник «Лыч». Есть много оснований предполагать, что именно он убил одну из жертв «маньяка» или присутствовал при убийстве. Но «маньяк» — не он. Тот иной: все время разный, но всегда привлекательный. «Ряженый» — то есть каждый раз играет другую роль. И играет хорошо. А у «Лыча» был по каторге дружок, отличавшийся любовью к театральной игре. И освободился этот «актер», то есть Круминьш, немногим ранее побега самого «Лыча». Круминьш же тесно связан с городом Харьковом, так тесно, что даже был там арестован. И именно в Харькове Петрусенко слышал странную историю о каком-то актере и «дамочке из Саратова». Дамочке необходимо было внушить доверие к актеру. Делалось это чисто мошенническим способом, с помощью криминальных лиц…

Викентий Павлович понял, что круг почти замкнулся. Здесь, в Саратове, кровавый убийца-маньяк подвизается в актерах. Есть здесь в ресторанах варьете, но это — вряд ли. А вот театр в Саратове один. Петрусенко знаком с одним из актеров этого театра, Петром Уманцевым. Кстати, по возрасту и описанию «Гусар» походит на Уманцева. Но можно ли это считать основанием подозревать молодого человека? Ведь он — жених очаровательной девушки высокого происхождения, сам вхож в высшие круги города, серьезный, умный… Да, он показался Викентию необоснованно высокомерным во время их короткого диалога у Орешиных и поэтому неприятным. Но это не повод связывать Уманцева со страшными преступлениями. Да и разговор о харьковских театрах он не поддержал… Правда, последняя погибшая, Анна Городецкая, хорошо знала Уманцева. И похоже, хорошо знала своего кавалера-убийцу. Но ведь и другие жертвы знали убийцу. А вот с Уманцевым вряд ли их дороги пересекались…

Глава 27

Петрусенко, несмотря на то что спал совсем немного, был бодр и полон сил. «Горячо, горячо!» — твердил он сам себе, умываясь и одеваясь. Завтракал он вместе с Кириллом Степановичем, но решил ему пока ничего не говорить. Хотя бы первую половину дня: просто надо свои мысли систематизировать, записать. А уж потом, конечно же, и Одинокову, и Вахрушеву рассказать. Дело общее…

Как ни рано прибыли Петрусенко и Одиноков в управление, но там уже в теплой прихожей у дежурного полицейского, распахнув тяжелый тулуп, сидел, дожидаючись их, извозчик, тот самый, что возил в роковую поездку Анну Городецкую.

— А я к вам, господа следователи, — вскочил он. — Вспомнил давеча кое-что, а вы просили, ежели что, сообщить…

Петрусенко быстро взял его под руку:

— Пойдемте… Степан Иванович, сейчас все расскажете. — У себя в кабинете посадил человека на диван. — Что же вы вспомнили?

— Сегодня во сне мне приснилось: качу я ночью и везу тех двоих… Все время о том происшествии думаю, а вот никогда не снилось. А сегодня ночью — поди ж ты!.. Да… Катим, значит, во сне, они там разговаривают, я словно бы знаю, что барин — убийца, все думаю, как бы предупредить барышню. И к разговору прислушиваюсь.

Викентий и Кирилл переглянулись. Им обоим хотелось, чтоб извозчик поскорее говорил что-нибудь конкретное. Но оба знали: перебивать нельзя. А Степан Иванович не заставил их долго ждать. Он уже почти закончил свой рассказ.

— Прислушиваюсь, значит, а барышня весело так и говорит кавалеру: «Бедная княжна Леночка!» И смеется… Я понимаю, конечно, сон — это примарь. Но вот я проснулся. И прямо жаром меня обдало: убитая барышня и на самом деле говорила такие слова. Я не слушал вовсе, а слышал, выходит. Но вспомнил только во сне. «Бедная княжна Леночка» — так барышня говорила. И смеялась, весело очень.

У Одинокова растерянно и удивленно поползли вверх брови:

— Как же так… — начал он.

Но Петрусенко его прервал:

— Погоди, Кирилл!

Он проводил к двери извозчика, поблагодарил его и попрощался. И только закрыв дверь, повернулся к товарищу.

— Вижу, мы с тобой подумали об одном и том же!

— Но Викентий! При чем здесь княжна Елена Орешина? Не может быть, чтоб Анна Городецкая говорила о ней!

— А я вот, милый мой, теперь точно знаю: Анета смеялась именно над своей подружкой, княжной Леночкой Орешиной. Вместе с ее женихом.

— Но, Боже мой! Не хочешь ли ты сказать…

— Да! — Викентий резко встал, голос его был жесток. — Это Петр Уманцев, у меня нет сомнений! И у меня есть тому доказательства. Пошли к Вахрушеву, я все вам сейчас растолкую.

…В кабинете полицмейстера на несколько минут повисла тишина. Петрусенко, сам взволнованный своим рассказом, набивал табаком трубку. На столе лежала расчерченная им схема. Очень наглядная схема! Кружочки с именами, соединенные линиями, сплетались в сеть, в центре которой оказывался один человек.

Вахрушев перевел дыхание.

— Ваши доводы очень убедительны, Викентий Павлович. К сожалению!.. Но ведь это только косвенные доказательства!

— Когда-то, в Харькове, я спросил у Хорька: «Что же это за артист?» Он отказался назвать имя, а я не настаивал. История была забавной, но меня совершенно не касалась. Теперь же я снова спрошу его, и он не откажется ответить.

— И вы думаете?..

— Уверен, он назовет Петра Уманцева!