Санкция Айгер

Последовала пауза, во время которой Джонатан допил коньяк. Фрейтаг нервничал. Его осанка была настолько напряжена, что сделалась какой-то хрупкой.

— Я пришел переговорить с вами.

— Да, я догадался.

— Я хочу поблагодарить вас.

— Меня? Поблагодарить?

— Я ожидал, что вы будете против моего маршрута… моего руководства. Если бы вы стали возражать, остальные бы присоединились к вам. Ведь мистер Боумен — это ваш человек. А Биде — это флюгер, повернет туда, куда ветер подует. — Карл опустил глаза, не меняя угловатой позы. — Знаете, для меня это очень важно. Очень важно быть руководителем в этой группе.

— Да, мне тоже так показалось.

Фрейтаг поднял ложку и аккуратно положил ее на то же самое место.

— Герр доктор? — сказал он, не поднимая глаз. — Я ведь вам не очень симпатичен?

— Нет. Не очень.

Карл кивнул.

— Так я и думал. Вы находите меня… неприятным? — Он посмотрел на Джонатана с еле заметной улыбкой, исполненной отваги.

— Да, неприятным. А также весьма неловким в общении и ужасно неуверенным в себе.

Карл хрипло рассмеялся.

— Меня? Неуверенным в себе?

— Угу. С обычной в таких условиях избыточной компенсацией за абсолютно обоснованное чувство собственной неполноценности, свойственное типичному немцу.

— Вы всех людей подразделяете по национальному типу?

— Не всех. Только типичных.

— Как, должно быть, для вас проста жизнь!

— Нет, жизнь не проста. Просты, по большей части, люди, с которыми она меня сводит.

Фрейтаг слегка поправил ложку указательным пальцем.

— Спасибо вам, герр доктор. Вы были очень добры, проявив такую откровенность. Теперь и я буду с вами откровенен. Я хочу, чтобы вы поняли, почему мне так важно возглавить это восхождение.

— Это совершенно не обязательно.

— Мой отец…

— Ей-богу, Карл! Мне это решительно безразлично.

— Мой отец не сочувствует моему интересу к альпинизму. Я — последний в семье, и он хочет, чтобы я унаследовал дело.

Джонатан не отвечал. Он испытывал удивление и неловкость от робости в голосе Карла, и ему меньше всего хотелось быть наперсником этого юнца.

— Мы, наша семья, производим инсектициды. — Карл посмотрел в окно на светящиеся под луной пятна снега. — И это даже забавно, когда сознаешь, что во время войны мы делали… мы делали… — Карл поджал верхнюю губу и выморгал из глаз предательский блеск.

— Карл, вам и было-то всего пять лет, когда война кончилась.

— Хотите сказать, что это не моя вина?

— Хочу сказать, что вы не имеете никакого права на ту фальшивую трагедию, которую вам так хочется передо мной разыграть.

Карл посмотрел на него с ожесточением и отвернулся.

— Отец считает меня неспособным… недостаточно серьезным чтобы принять на себя ответственность, причитающуюся мне. Но скоро он будет вынужден мной восхищаться. Вы сказали, что находите меня неприятным — неловким в общении. Так вот что я вам скажу: мне вовсе не обязательно полагаться на приятные манеры, чтобы достичь… того, чего я хочу достичь. Я — великий альпинист. И по природным дарованиям, и по упорнейшей подготовке, я — великий альпинист. Лучше, чем вы. Лучше, чем Андерль. Увидите, когда пойдете за мной в связке. — Его глаза горели фанатичным огнем. — Когда-нибудь все скажут, что я — великий альпинист. Да. — Он отрывисто кивнул. — И мой отец будет хвастать мной перед своими друзьями-бизнесменами.

В этот момент Джонатан обозлился на мальчишку. Теперь санкция будет трудной, кто бы из них ни оказался объектом.

— Это все, что вы мне хотели сказать, Карл?

— Да.

— Тогда, наверное, вам лучше идти. Я полагаю, что мадам Биде ждет вас.

— Она вам сказала?..

— Нет. — Джонатан отвернулся и посмотрел в окно, где гора обнаруживала свое присутствие большим куском беззвездного пространства в черном небе.

Через минуту он услышал, как молодой человек встал и вышел из столовой.

Кляйне Шайдегг, 10 июля

Джонатан проснулся поздно. Солнце вовсю светило в окно и теплом разливалось по одеялу. Встретить новый день он не жаждал. Накануне он засиделся в столовой, глядя в черный прямоугольник окна, за которым стоял невидимый Айгер. Его мысли блуждали по кругу: восхождение — санкция — Джемайма. Когда же наконец он заставил себя подняться в номер, чтобы лечь спать, он встретил в холле Анну — она как раз закрывала дверь комнаты Карла.

Ни волоска не выбилось из прически, ни морщиночки на платье. Она стояла и спокойно глядела на него, почти с презрением, уверенная, что у него достанет благоразумия никому ничего не рассказывать.

— Позвольте предложить вам стаканчик на ночь? — спросил он, настежь распахнув дверь в свой номер.

— Было бы очень мило. — Она прошла в комнату впереди него.

Они молча потягивали «Лафрейг»; необъяснимая дружеская связь между ними основывалась на их взаимном понимании, что они друг для друга угрозы не представляют. Они никогда не переспят друг с другом — здесь надежным изолятором служили эмоциональная сдержанность и умение использовать людей в своих целях. Этими качествами они оба обладали и восхищались ими друг в друге.

— Блаженны кроткие, — сказала Анна, — ибо их есть… таким, как мы с вами.