— А, конечно же! Мы намереваемся проявить особую щедрость, учитывая исключительно тяжелые условия задания и те… эмоциональные трудности, которые сопутствовали нашей небольшой психологической дуэли. По проведении санкции вы получите тридцать тысяч долларов. Разумеется, похищенные у вас двадцать тысяч в настоящий момент уже на пути к вашему дому. Что же касается Писсарро, то мисс Браун позавчера в телефонном разговоре ясно дала понять, что выполнит свое задание только в обмен на обещание передать эту картину вам безвозмездно, в качестве подарка. И мы на это идем. Уверен, что вы рассчитывали на меньшее.
— Откровенно говоря, да. Но это значительно меньше, чем я получу от вас.
— Да-а?
Миссис Цербер, беспокоясь за кровяное давление Дракона, успокаивающе погладила его по руке.
— Да, — не смущаясь продолжил Джонатан. — Писсарро я получаю немедленно, а сто тысяч долларов — после выполнения работы. Плюс, естественно, все расходы.
— Но вы сами понимаете, что это просто возмутительно.
— Понимаю. Но все это я рассматриваю как выходное пособие. Ведь это последняя работа, которую я у вас беру.
— Тут, конечно, мы не вправе за вас решать. В отличие от той стороны, мы не имеем желания удерживать вас после того, как вы перестали нам симпатизировать. Но содержать вас всю жизнь мы тоже не намерены.
— Ста тысяч мне хватит только на четыре года.
— А потом?
— К тому времени что-нибудь придумаю.
— Нисколько не сомневаюсь. Но о ста тысячах долларов не может быть и речи.
— Э нет, еще как может. Я вот вас терпеливо слушал, как вы мне расписывали важность этой санкции и почему для ее проведения вам нужен я и только я. У вас же нет выбора — вам лишь остается заплатить столько, сколько я запрошу.
Дракон задумался.
— Это вы нас наказываете за мисс Браун, так ведь?
Джонатан ужасно разозлился.
— Платите — и все тут!
— Я, признаться, давно уже ожидал, что вы нас покинете, Хэмлок. Не далее как сегодня утром мыс мистером Поупом обсуждали такую возможность.
— И вот что — если не хотите, чтоб ваш Поуп сильно пострадал, держите его от меня подальше.
— Э-э, да вы в своем гневе готовы разить направо и налево. — Дракон на мгновение призадумался. — У вас еще что-то на уме: прекрасно ведь знаете, что я сейчас пообещаю вам деньги, а потом или не заплачу, или каким-нибудь образом верну их себе.
— Это больше не повторится, — с холодком сказал Джонатан. — Деньги вы переводите в мой банк немедленно с указанием выплатить мне их лично, не ранее чем через семь недель, или по вашему последующему распоряжению. Если я не смогу провести санкцию, то, скорее всего, буду к тому времени мертв, и чек не будет предъявлен к оплате. Если же я ее проведу, я забираю деньги и ухожу в отставку. В противном случае вы распорядитесь, чтобы банк выплатил деньги вам по предъявлении доказательств моей смерти.
Дракон прижал черные тампоны к глазам и принялся искать во тьме хоть какие-нибудь изъяны в плане Джонатана. Потом он уронил руки на черный пододеяльник.
— Ха. Ха. Ха. А знаете, Хэмлок? По-моему, вы нас обставили. — В его голосе удивление мешалось с восхищением. — Чек будет послан в ваш банк в соответствии с вашими указаниями; картина же будет ждать вас дома.
— Хорошо.
— Я полагаю, что имею удовольствие общаться с вами в последний раз. Мне будет недоставать вас, Хэмлок.
— У вас всегда есть миссис Цербер.
— Да. — В этом ответе слышалась усталость и печаль.
Джонатан поднялся, чтобы уйти, но его задержал последний вопрос Дракона:
— Вы абсолютно уверены, что никоим образом непричастны к исчезновению мисс Браун?
— Абсолютно уверен. Но подозреваю, что рано или поздно она даст о себе знать.
Лонг-Айленд, вечер того же дня
Закатное розовато-лиловое небо отсвечивало оловом, на свинцовой шкуре океана проступали небольшие бороздки, оживая лишь на тонкой приграничной линии с берегом, где прибой лениво нес пену к самым ногам Джонатана.
Он уже несколько часов сидел на твердом песке, с того самого времени, как вернулся из города. Ощущая тяжесть и безмерную усталость, он поднялся, что-то пробурчал и стряхнул песок с брюк. В дом он еще не заходил. Потоптавшись немного у дверей, он предпочел сначала прогуляться по своим владениям и только затем решил войти в дом.
В вестибюле его ждал большой прямоугольник, упакованный в коричневую бумагу и перевязанный веревкой. Он предположил, что это Писсарро, но не удосужился проверить; он даже не дотронулся до картины. Джонатан из принципа настоял на том, чтобы отобрать ее у Дракона, но теперь он потерял к ней всякий интерес.
Неф был прохладен и полон тени. Джонатан прошел его насквозь и по ступенькам поднялся к бару. Плеснув полстакана «Лафрейга» в винный стакан, он залпом выпил, потом еще раз наполнил стакан и, облокотившись о стойку, повернулся лицом к нефу.
Краешком глаза он увидел слабый огонек — светлячковый след сигареты.
— Джем?
Джонатан побежал в оранжерею — туда, где в полумраке неясно проступали очертания женской фигуры.
— Что ты там делаешь?
— Как всегда, обозначаю свою доступность, — ответила Черри. — Это мне?
Она показала на стакан с виски.