Санкция Айгер

На тумбочке стоял поднос с кофейником и двумя чашками. Он принял сидячее положение, а она поправила ему подушки. Потом она налила кофе и передала ему чашку, которую он чуть не выронил, когда она вновь забралась к нему в постель и села рядом. Они соприкасались плечами и бедрами, и она закинула ногу поверх его ноги. Джонатан почувствовал, что в секс-игре на первенство высшей лиги объявлен перерыв. И все же, она была голая по пояс, и ее белые груди резко выделялись на фоне медного загара прочих частей ее тела.

– Эй, Джонатан, – вполне серьезно сказала она, глядя на дно своей чашки, – можно тебя спросить? Правда, что раннее утро – самое подходящее время для моих визитов? Ведь мужчины часто просыпаются с эрекцией?

– Обычно это означает, что им пора пойти в уборную, – пробурчал он в чашку.

Она молча обдумала эту ценную информацию.

– Природа расточительна, – печально заметила она. Потом к ней вернулось хорошее настроение. – Ну да ничего! Рано или поздно я застигну тебя врасплох. И тогда – трах!

– Трах?

– По-моему, это не совсем точное звукоподражание.

– Будем надеяться.

Она на мгновение ушла в себя, потом повернулась к нему и спросила:

– Тут ведь дело не во мне, правда? То есть, если бы я не была девственна, ты бы меня взял, да?

Он сложил пальцы за головой в замок и потянулся вперед, к вытянутым носкам.

– Конечно. Тут же. Трах.

– Потому что, – настойчиво продолжала она, – на самом деле я довольно привлекательна, и богата до омерзения, и фигура у меня неплохая.

Она замолкла в ожидании комплиментов.

– Эй! Мы же говорим о моей фигуре!

После еще одной паузы она сказала:

– Ну, по крайней мере, грудь у меня красивая, правда?

Он, даже не взглянув, ответил:

– Конечно. Просто потрясающая.

– Прекрати сейчас же! Да посмотри же на нее! По нынешним меркам немного маловата, зато крепкая и красивая. Как ты считаешь?

Он взял одну из ее грудей в ладонь и рассмотрел с внимательностью профессионала.

– Очень красивые, – подтвердил он. – И числом две, что особенно радует.

– Так почему же ты, наконец, не сдашься и не переспишь со мной?

– Потому что ты кривляешься, преодолевая природную стеснительность. Более того, ты девственница. Кривляния я могу простить, потому что их ты перерастешь. Но девственность – никогда. Кстати, не хочешь надеть блузку?

– Не-ет. Вряд ли. Как знать? Может быть, когда-нибудь в тебе заговорит естественное желание – и ба-бам!

– Ба-бам?

– Лучше, чем “трах”. Давай налью еще кофе.

Она наполнила его чашку, а со своей подошла к краю хоров и, облокотясь о перила, принялась задумчиво осматривать неф церкви.

Черри была ближайшей соседкой Джонатана, и жила она вместе с прислугой в большом и нелепом особняке в четверти мили по дороге. Они на пару оплачивали содержание искусственного песчаного пляжа, соединявшего их владения. Ее отец, Джеймс Мэттью Питт, юрисконсульт крупной компании, купил поместье незадолго до смерти, и Черри очень понравилась роль хозяйки. На время своих отлучек Джонатан вверял ей присмотр за домом и оплату счетов. У нее был свой ключ от дома Джонатана, она приходила и уходила, когда хотела, пользуясь то его библиотекой, то – заимообразно – его шампанским для своих вечеринок. На эти вечеринки он никогда не ходил, не имея ни малейшего желания сводить знакомство с раскрепощенными молодыми людьми ее круга. Само собой разумеется, Черри ничего о Джонатане не знала – кроме того, что он преподаватель и критик-искусствовед и, насколько она знала, довольно обеспеченный человек. В подземную галерею ее никогда не приглашали.

Их флирт мало-помалу перерос во все более мощный натиск со стороны Черри и все более стоические отказы со стороны Джонатана. Все строилось на негласной договоренности, что задача Джонатана и сводится к тому, чтобы постоянно ее отшивать. Если бы когда-нибудь он в этом не преуспел, она была бы совершенно ошеломлена. Их битва никогда не утрачивала некоторой толики шарма – обе стороны вели ее изобретательно и с юмором. Их отношениям лишь добавляло остроты то, что некая отдаленная возможность все же маячила на горизонте.

После затянувшейся паузы Черри, не оборачиваясь, сказала:

– Понимаешь ли ты, что я единственная двадцатичетырехлетняя девственница на всем Лонг-Айленде – не считая паралитичек и, возможно, кое-кого из монахинь. И виновен в этом ты. У тебя есть долг перед человечеством – распечатать меня.

Джонатан раскачался и встал.

– Для меня избегать девственниц – вопрос не только этики, но и механики. Нам, пожилым мужчинам, с девственницами бывает нелегко.

– О’кей. Терзай свою плоть. Отказывай себе в плотских удовольствиях. Будто меня это интересует.

Она пошла следом за ним в ванную. Ей пришлось повысить голос, чтобы перекричать шум воды, низвергающейся в его римскую ванну.

– Конечно, на самом-то деле мне не все равно! В конце концов, кто-то же должен меня распечатать!

Он подал голос из уборной.

– Кто-то должен и мусор вывозить. Но только не я. – И он поставил эффектную точку, с шумом спустив воду.

– Очаровательное сравнение!

Он вернулся в ванную и опустился в горячую воду.

– Может быть, оденешься и приготовишь нам легкий завтрак?