Санькя

Саша направил туда свет фонариков, внутренне несколько психуя - будто боясь увидеть нечто из ряда вон… И увидел.

Олег только ковырнул какую-то колченогую тележку, писк вдруг стал резче и злее, и в свете дрогнувших на мгновенье фонарей задергалось не менее десятка крысиных морд. Крысы не разбегались.

Саша едва успокоил заплясавшие нервно руки и, по возможности твердо, скрестил фонари на источнике звука.

- Твою мать! - произнес Олег. - Что за херня! Саша сглотнул слюну.

- Ближе подойди, - велел Олег зло. - Ближе, сказал!

Сашка шагнул вперед, лучи метнулись, потом вернулись снова, найдя искомое, омерзительное, шумное.

Крысы - их было намного более десяти - срослись хвостами, а некоторые еще и боками. Хвосты их представляли собой единый клубок, величиной с кулак, - и на этот клубок налипла всякая грязь, сукровица, грязный пух. Передние лапы у крыс работали, но уползти они не могли никуда, мешая друг другу.

Задние лапы крыс, рассмотрел задрожавший нервно Саша, были мертвы, атрофированы.

Злые маленькие глазки смотрели, как казалось, совершенно безумно. И писк раздавался неумолчный.

Олег неожиданно опустил ствол и выстрелил в центр клубка - одна из крыс, показалось Саше, распалась чуть ли не надвое, раскрыв грязные, бестолково перемешенные внутренности.

Саша не успел выругаться на Олега, как он выстрелил еще раз и угодил, похоже, прямо в клубок сросшихся хвостов. Несколько крыс, нежданно для них самих освободившихся друг от друга, стали расползаться - таща за собой задние лапы, хвосты - у некоторых короткие, у других - напротив - чрезмерно длинные.

Олег, когда-то успевший засунуть пистолет в карман, наступил одной из крыс на спину и ловко, с жутким замахом, ударил лопаткой по шее, разделив животное сразу на две части. Следующую ударил той же лопаткой - плашмя, несколько раз.

Он кромсал и дробил крыс, ударял их пяткой тяжелого сапога по головам, оглушая, - и снова орудовал лопаткой, расчленяя с хэканьем мерзкие тушки, иногда сипло ругаясь, жутко и грязно.

Несколько крыс уползали, таща за собой спутанную тетиву тонких кишок. И лишь пара крыс, слипшихся боками, не в силах была ползти и кружила на месте, бестолково дергая и двигая четырьмя лапками.

В тусклом свете мелькало обезображенное нелепой судорогой - то ли смеха, то ли ненависти - лицо Олега. Лопатка взлетала и падала резко, ястребино, издавая смачный, сырой звук.

- Все, что ли? - спросил Олег спустя минуты три. Подтекала кровь, несколько крыс конвульсивно

дрожали конечностями и отсвечивали даже в смерти злыми глазками.

- Пошли отсюда, - сказал Саша.

* * *

Вернулся домой с Верочкой, ничего ей не рассказав.

Купил возле дома бутылку водки.

- Ты чего такой? - спросила Верочка.

- Нормально все. Помолчи. И она замолчала покорно. Мать ушла в ночную смену.

Квартира носила в себе запах недавней уборки, чистоты, влажного пола.

- Выпьешь со мной? - спросил Саша. - Только молча. Хочешь, я музыку включу?

- Включи, - чуть испуганно согласилась Верочка. Саша налил сначала себе и выпил сразу, жадно, ничем не закусывая. Потом уже налил в два стакана понемножку. Разрезал яблоко. Потом разрезал лимон. Посмотрел на него внимательно, вспоминая.

- Можно, я с лимоном? - спросила Верочка. Саша поднял на нее глаза, посмотрел тяжело и бессмысленно, согласно мотнул головой.

Верочка выпила, скривилась, закусила лимоном и скривилась еще больше. Терла маленький носик, и на глазах выступили слезы. Саша улыбнулся жалостливо.

- Дурочка, - сказал. - Иди-ка сюда.

Поцеловал ее в маленький рот, она неумело ткнулась языком и застонала тихо сразу, быть может, немного наигранно, - но от искреннего желания понравиться и показать нечто обязательное в женщине, чего в самой Верочке еще не было.

Саша велел ей идти в комнату, и она посеменила, отчего-то прикрывая свой задик в джинсиках вывернутой, открытой всеми линиями и оттого беззащитной ладошкой.

Тихо раздел ее в темноте, гладил долго, с закрытыми глазами, видя не ее, конечно. Поворачивал ее потом, послушную, покрикивающую иногда почти жалобно.

Вспомнил лицо Яны - с тем странным, напряженным, внимательным выражением женщины, прислушивающейся к своим ощущениям, - женщины еще молодой, не потерявшей вкус к поискам нового - и во вкус входящей, - вспомнил, и очень быстро, сжав зубы, не издав ни звука, испытал почти что боль, а не радость, - темную, короткую судорогу боли.

* * *

На другой день уезжал. Смастерил себе в сумке при помощи картонки второе дно, припрятал туда пистолет, заложил бельем, парой книг. Билет на поезд не брал - решил добираться на перекладных электричках - чтоб в базу данных не попадать лишний раз. Бывало, что "союзников" опера отлавливали по дороге в Москву - особенно когда в столице большие торжества проходили и "центр" просил регионы проследить движение неблагонадежных лиц - "союзников" в первую очередь.

Саша стоял на платформе, чувствуя необычную тяжесть сумки - казалось, что любой, взявший ее в руки, сразу поймет, что там нечто странное помещено, запретное.

Был ошарашен немного, когда его окликнули. Дернулся нервно, но остановил себя. Медленно обернулся.