Санитарный инспектор

Отлично, подумал я. Взятка уже готова. Можно вернуться в гостиницу, взять деньги, подписать отчеты и убираться отсюда к чертовой матери. Да, шеф был прав, работа с проверяющими налажена отлично. Но так я ничего не добьюсь. Надо обострять ситуацию. Тогда если они что-то скрывают, то обязательно себя выдадут.

– Вот что мы сделаем, – сказал я, подумав. – Мне и в самом деле необходимо встретиться с шахтерами. Поднимите несколько личных дел, на ваш выбор, и возьмите там адреса. А мы поедем в Город, и я поговорю с шахтерами у них дома. Так даже будет лучше.

– Э… – Ривкин замялся от неожиданного предложения. – Нам бы не хотелось, чтобы вы ехали в Город.

– Кому это – нам? – Я постепенно накалял обстановку. – Почему я не могу поехать в Город?

– Видите ли, рудник – это закрытый стратегический объект. И, соответственно, сам Город – тоже закрытая зона. Для въезда туда надо оформлять специальное разрешение.

– Мне?! – надменно произнес я. – С каких пор инспектор ООП должен оформлять разрешение на въезд куда-нибудь?! Мы сейчас же едем в Город.

Я начал вставать со стула.

– Подождите, – почти отчаянно закричал Ривкин. – Пожалуйста, дайте мне десять минут, и я все улажу.

Я демонстративно посмотрел на часы и молча сел:

– Что ж, как раз успею докурить.

Ровно через десять минут Ривкин выскочил из дальней комнаты. Его глаза бегали по сторонам, он избегал смотреть мне в лицо. В коротких выражениях он сказал, что все устроил и мы сейчас же поедем в Город. Там господа инспекторы смогут встретиться с шахтерами у них дома. Мы вышли из конторы и повторили свой путь по руднику в обратном направлении. Лимузин нас ждал. На этот раз я сел в салон вместе со всеми. По дороге в Город Ривкин был чрезвычайно общителен. Он подробно расспросил, как мы провели вчерашний вечер, все ли в порядке, не осталось ли каких невыполненных пожеланий. Когда спрашивать стало уже абсолютно не о чем, он переключился на анекдоты и терзал нас ими, пока мы не приехали в Город.

Скоростное шоссе, как водится, было отгорожено от Города бетонным ограждением. Въехать в Город можно было только через одну из немногочисленных транспортных развязок, которые казались совершенно неуместными при почти полном отсутствии движения на шоссе. Въехав на один из таких мостов, наш лимузин притормозил и опустился на обочине. Дальше въезд был перегорожен бетонными надолбами, настолько мощными, что с ними с трудом справился бы и тяжелый танк.

С другой стороны заграждения нас ждало старенькое наземное такси. Ривкин вышел из лимузина и предложил нам пересесть туда. Так нам будет удобнее проехать по Городу, объяснил он. Мы прошли между бетонными надолбами и кое-как устроились в такси. После лимузина машина показалась старой, маленькой и грязной. Впрочем, субъективного в моей оценке было мало. Машина и в самом деле была разбитой, тесной и немытой. Молчаливый таксист только кивнул в ответ на приветствие. Адрес ему, по-видимому, сообщили заранее. Как только мы закрыли за собой двери, такси рвануло по разбитому асфальту.

По Городу мы ехали недолго, минут десять. Теперь Ривкин молчал. Я тоже не заводил разговор, а внимательно смотрел в окно, жадно рассматривая окружающее. Я видел разбитое, в ямах покрытие улиц; тротуары с грязными лужами и рытвинами; серые, давно не ремонтированные стены домов; фонари с выбитыми стеклами; кучи мусора на тротуарах.

Архитектура района, по которому мы проезжали, не поражала красотой и оригинальностью. Это был квартал стандартной жилой застройки. Невысокие, двух– и трехэтажные дома цеплялись стенами друг за друга, изредка открывая между собой узкие проходы переулков. Бесконечный ряд дверей и окон выходил на узкий тротуар. Кое-где перед входом были разбиты крошечные газоны с изгородью из вечнозеленого кустарника. Но большинство дверей выходили прямо на улицу. Да и не все двери были на своих местах. Многие дома стояли пустые, с разбитыми стеклами в окнах и сорванными с петель дверьми. Сквозь открытые дверные проемы в таких домах была видна поломанная мебель, обломки бытовой техники, раздавленные детские игрушки, битая посуда, пустые бутылки, мятые кастрюли. Словом, все то, что обычно можно увидеть в пустых брошенных домах.

Район и в лучшие свои дни не относился к элитным; сегодня же он представлял собой жалкое зрелище. Повсюду валялись какие-то тряпки. Ветер шевелил на земле непременные обрывки газет и гонял вдоль тротуаров пустые целлофановые пакетики. Вокруг было грязно, пыльно. Все несло на себе налет опустошенности и забвения. Когда-то вдоль всей улицы между тротуаром и дорогой росли деревья. Теперь от них остались только короткие засохшие обрубки.

Было очевидно, что о процветании или даже об обыкновенном благополучии здесь говорить не приходится. Город был запущен донельзя. Это была не простая неухоженность, это было медленное умирание.