У одной женщины родилась двойня: мальчик и девочка. Мать купила для них большую кроватку, в которой они лежали хотя и порознь, но вместе. Когда они немножко подросли, они, как и всякие детишки в их возрасте, принялись играться, залазить друг на дружку, кувыркаться и баловаться. Но когда малышке исполнился год, у нее заболел животик. Его начало пучить, и никакие лекарства не помогали. Мать с ног сбилась, бегая по врачам, но никто не мог понять, в чем же дело. Кишочки, желудок, печень, поджелудочная железа, селезенка, почки — все это было тщательно проверено и найдено в совершенном здравии. Мать обратилась к знахаркам; те сказали, что девочку, определенно, сглазили, но ни отвар из колдовских трав, ни святая вода — ничто не помогало: животик девочки продолжал пучиться, становился все больше и больше — и вдруг, ровно через девять месяцев, малышка разродилась маленьким ребеночком, которого она прижила со своим родным годовалым братиком!
— Не знаю, может ли такое быть, — с сомнением сказал мой братец.
— Какая разница, может или не может, — совершенно справедливо возразил я, — главное, что история забавная.
— Нет, я люблю правдивые истории, — сказал он.
— Правдивые? Ну, хорошо, я расскажу самую правдивую на свете историю. Знаешь ли ты, куда девают умерших младенцев, от которых отказываются их матери?
— Нет, — дрожащим голоском ответил он.
— Ну, так я тебе скажу. Сначала их разрезают на части, вот так, — я показал руками, как это делается, хотя он (по слепоте своей) не мог этого видеть, — ручки складывают отдельно, ножки отдельно, головки отдельно. (Я чувствовал, как содрогается мой братец при этих словах, и это доставляло мне величайшее удовольствие.) Затем берут труп взрослого: мужчины или женщины — неважно. Выпотрашивают его, кишки выбрасывают на помойку, а внутрь зашивают расчлененных младенцев: кому с десяток ручек, кому с десяток ножек, а кому и пару головок. Потом эти фаршированные трупы возвращаются их родственникам, и те хоронят их за свой счет. Вот тебе самая правдивая на свете история.
— Знаешь, — твердо сказал он, — мне что-то расхотелось рассказывать истории.
— Но я еще не кончил, — возразил я. Я почувствовал, что обрел власть над своим братцем и теперь совершенно держу его в руках. Я мог управлять им при помощи слов — а это куда как тоньше, чем зарабатывать себе авторитет кулаками. Поэтому я продолжал:
— А вот не хочешь ли послушать, что ожидает тебя самого? А ожидает тебя ни что иное, как плодоразрушительная операция, которая применяется, когда плод не может родиться безопасно для его матери. Выглядеть это будет следующим образом — ты следишь за ходом моих рассуждений? Сначала они возьмут так называемый копьевидный перфоратор — это такой блестящий инструмент с тяжелым граненым острием — и начнут сверлить и долбить им твою маленькую глупую головку. Проделав в ней небольшую дырку, перемешают специальной палочкой мозг вместе со всеми твоими жиденькими мыслишками и удалят его, как это делалось в Древнем Египте при мумифицировании трупов. Затем сдавят твою черепушку специальным приспособлением, которое называется краниокластом, да не просто сдавят, а сломают, сомнут, как картонку, благо, она у тебя еще мягкая и податливая. Потом, просунув руку в материнскую матку, схватят тебя за шею, переломят ее крючком и, разрезав мягкие ткани ножницами, отделят голову от туловища. После чего засунут средний палец затянутой в резиновую перчатку руки тебе в рот (тут не зевай — кусай своего обидчика за палец!), вытянут твой котелок на всеобщее обозрение и выбросят на помойку. В завершение рассекут оставшееся в утробе тельце на части и по кускам вытащат его наружу. Вот что, мой милый бедный олигофрен и микроцефал, ожидает тебя в ближайшем будущем!