До военной базы авиаотряда в Хотьково я добирался в режиме инкогнито. Нет, извините, что спешу, буду рассказывать по очередности событий. Поезд остановился на какой-то маленькой станции, названия которой я, естественно, не запомнил. Даже не станция, так, полустанок. Одинокая избушка смотрителя, навес, долженствующий изображать перрон, которого, как такового не существовало. Кривые осины и мерзнущие на пронзительном ветру березы — зимний пейзаж в этих краях довольно унылый. Только белоснежное покрывало снега вносило в это всё какой-то сказочный колорит. Ага! Тройка, дед Мороз, пьяная в дупль Снегурочка… Ладно, это чуток из другого времени. Интересно, чего это мы тут застряли?
Причина открылась на удивление быстро — эту стремительную фигуру в заячьем тулупе я узнал бы из многих. На наше свидание Сандро прибыл тоже инкогнито. Его сопровождал только один человек — ординарец или охранник, кто его разберет? На адъютанта не похож — нет в нём привычного самотопам[1] лоска. А вот плавность движений, внимательный взгляд исподлобья, готовность действовать — это присутствует. Ставлю пятерку против гривенника, что это всё-таки телохранитель. Тем более, насколько я смог познакомиться с Полковниковым, если он ставил охранное дело, то тут должен быть образцовый (особенно для этого времени) порядок. Ну что же, посмотрим, как сложиться разговор. О событиях, произошедших в империи пока, я отсутствовал, я уже знал — в подробностях. И то, как Академик вцепился во власть меня порадовало. У меня такой хватки нет, наверное, я слишком мягкий, слишком доверчивый и слишком добрый. Никак не смог свою интеллигентность спрятать в чулан и закрыть на ключ. За это и поплатился. Ты или государь, самодержец, или интеллигент, мягкий, ноющий, талантливый… и бесполезный, по большому счёту.
Из купе я предпочел не выходить. Оно весьма просторное и удобное, что не стало для меня неожиданностью: штабные броневагоны разрабатывались именно с учетом необходимости комфорта для работы командного состава. На столе дымился чай в стаканах с серебряными подстаканниками — хоть что-то в системе не изменилось за сотни лет. Правда, подстаканники не латунные, но всё-таки традиция. Открывается дверь купе, входит Сандро, он уже скинул верхнюю одежду и сейчас в морской форме с погонами капраза. Глаза его как-то подозрительно блестят. Я поднимаюсь и сразу оказываюсь в его крепких объятиях.
— Сашка, сволочь! Как ты мог так со мной поступить? — нервно шепчет Академик. — Нам же державу из помойной ямы вытаскивать, а ты меня чуть ли на произвол судьбы не бросил!
Говорить ему, что проспанный заговор, в принципе, прокол его безопасников я сейчас не буду. Михаил Николаевич сейчас на эмоциях, ничего, он таким бывает, а потом снова становится жестким и крутым, но пока что…
— Давай-ка, за встречу. — предлагаю я, тем более что в небольшом баре есть всё, что надо для такого случая — я имею в виду, выпить. Коньяк, виски, водка, вино, даже ликёр — на любой вкус. Ёмкости небольшие. Но он и не предназначен для попоек — это, скорее для того, чтобы немного расслабиться. Академик криво улыбается. Этот разговор необходим нам обоим.
Но сначала — всё-таки надо это дело обмыть, а то как-то не по-русски получится. Синхронно мы выбираем водку. Эту не называют «Менделеевкой», она покрепче будет, где-то на уровне первака, может, чуток не дотягивает, но очищена и пьется легко. «Казенное вино» — значится на этикетке. Крепость — сорок градусов? Не может быть, мне кажется, что больше. 1/100 ведра. Ексель-моксель! Приехали! Хренасе вводить единую систему мер и весов, если винокур Дягилев считает всё по-своему и ему государев указ не указ? Из закусок на столике кто-то заботливо поставил небольшие аккуратные бутербродики и две плошки с красной и черной икрой. Ага! Вот и заботливо поджаренный хлебушек, а тут и масленица расположилась, в которой жиром блестит кусочек вологодского масла. Выпили, закусили. Я — чёрной икрой, Сандро — красной. Не знаю почему, но Академик всегда предпочитал красную икру чёрной, правда, и то и другое в нашу бытность в ИНОМ времени слишком редко попадало на стол, но тут мы этими деликатесами тоже не объедаемся. Блюдем себя, так сказать. Скромность украшает государя, наверное…
— Саша, скажи, как себя чувствуешь? Какие у тебя планы на жизнь? — Ну вот, Академик и перешёл к главному вопросу, ради которого тут появился.
Я тяжело вздыхаю.
— Я устал… я очень устал, Михал Николаич (при интимных посиделках за чашкой русской водки я называл своего Учителя и Академика именно так). Я чертовски устал… если честно.
— Ага! Я устал, я ухожу! Так, Саша? — в ответ пожимаю плечами.
— Не прокатит, Ученичёк ты мой любезный! Тебе что, лавры старца Фёдора Кузьмича покоя не дают?[2]