Вызывает меня недавно один ответственный человек, фамилию я тебе не называю, а то ты по дурости вставишь куда-нибудь. И он мне говорит: «Дядя Сандро, ты всеми уважаемый человек. Прошу тебя, сделай для города такое дело. Нам очень трубы нужны, но мы их нигде не можем достать. В Москве обещали. Вот тебе пятьсот рублей на мелкие расходы, вот тебе посылки, вот тебе имена людей, которым надо позвонить, напомнить про трубы и передать посылки. Поезжай в Москву, номер в гостинице мы тебе отсюда закажем, занимай его и звони оттуда всем этим людям, напоминай про трубы и раздавай посылки». — «Хорошо», — говорю и забираю деньги. А этот человек говорит: «Теперь ты видишь, дядя Сандро, что я для города стараюсь, а люди считают, что я беру взятки для себя». — «Конечно, вижу», — говорю.
И вот нагружают мне целое купе посылок, и я еду в Москву. А что в посылках — не знаю. Раз не сказали — некрасиво спрашивать, тем более самому открывать. На вид каждая так пуда на два. Но на посылке не написано кому. Только написан номер посылки и этот же номер стоит против имени этого человека на бумаге. Хитро придумали, чтобы посторонний, если зайдет в купе, на посылке не прочитал имя какого-нибудь начальника.
И вот я звоню из гостиницы. Иногда попадаю к нужному человеку, иногда попадаю к секретарше, иногда говорят: завтра позвоните. Я им все объясняю и про трубы, и про посылки, и про номер, в котором живу. Теперь мне интересно узнать: начальники, которым я привез посылки, очень большие или не очень? А на бумаге должность не написана — только имя и телефон. Хитрые, но я еще хитрей. И вот начинают приезжать. Нет, сам ни один не приехал. Шоферов присылают. Входит шофер, говорит, от какого человека, я смотрю на бумагу и отдаю нужный номер посылки. Но при этом разговариваю с шофером. Предлагаю выпить чачу, закусить чурчхели. Правда, пить никто не пил, но чурчхели все берут. И я так, между делом, спрашиваю у шофера: «На какой машине работаешь?» — «На, Чайке»», — отвечает первый шофер.
Ага, думаю, на «Чайку» маленького начальника не посадят. Значит, не меньше замминистра. И что же оказалось? Из шести шоферов четверо работали на «Чайке» и только двое на «Волге». А ты говоришь — идеология. Человек, который присматривает за вами, может, даже на «Волге» не ездит.
— Ой, дядя Сандро, не знаю, не знаю, — сказал я, но почему-то немного успокоился.
— Зато я знаю, — ответил дядя Сандро, — я передам ему подарок, и он скажет про тебя все, как мы хотим. Но ты против линии не идешь нигде?
— Что вы! Что вы, дядя Сандро!
— Линию никогда не нарушай — остальное ерунда! — сказал дядя Сандро. — Если ты что-то не так написал, мы ему подскажем, что говорить. Например, так: «Этого человека не трогайте, у него в голове не все в порядке, он сам не знает, что пишет».
— Что вы, что вы, дядя Сандро! — испугался я. — Так в сумасшедший дом могут посадить!
— Могут, — согласился дядя Сандро, подумав, — тогда по-другому подскажем. Например, так: «Глуповатый, но правительство любит».
— Это подходит, — сказал я, успокаиваясь от несокрушимой уверенности дяди Сандро, что мир именно такой, каким он его себе представляет.
— Запомни для будущего, — продолжал дядя Сандро, — эта власть крепко сидит, и никто ее сдвинуть не сможет. А некоторые глупые люди об этом думают. Ты знаешь, недалеко от моего дома сапожная мастерская? Шесть жалких сапожников работают там. А кто над ними заведующий? Партийный человек. И он видит все, что они говорят, что они думают и куда поворачивают. Нет, кушать дает. Сам кушает и им дает кушать. Но нарушать линию никому не позволит. И так все проникнуто, все! А некоторые дураки этого не понимают.
Однажды сижу в открытом кафе и пью кофе с коньяком. Отдыхаю. Вдруг подсаживаются ко мне два молодых парня, заказывают кофе и начинают говорить. Но о чем говорят, ты послушай. Один говорит — при демократии мы сделаем то-то и то-то. А другой говорит — нет, при демократии мы сначала то-то не будем делать, а будем делать другое. А этот с ним спорит — нет, при демократии мы сначала будем делать то-то, а другое будем делать потом.