Но, может быть, именно поэтому сразу захотелось есть и хлеб с сыром показались очень вкусными. Хозяин разлил по второму стакану Оба шофера, взяв по куску хлеба и сыра, отошли к другой машине. Гено что-то коротко сказал жене, и она ушла домой, а через минуту вернулась с двумя бутылками.
— Зачем? — сказал Котик, хотя глаза его маслянисто заблестели. Сыр был жирный, и после этой отравы есть его с хлебом было просто наслаждение. Хлеб этот, видимо, шоферы из города завозят.
Мы подняли по второму стакану.
— За хозяина этого дома, за чудесное сванское гостеприимство, за вечных хозяев этих вечных гор! — сказал Котик и выпил свой стакан.
— Спасибо, дорогой! — сказал большой сван и выпил.
— Спасибо от имени вечных хозяев и вечных гор, — сказал второй сван и выпил.
— Гмадлоб, — сказал хозяин по-грузински и выпил.
Товарищ Андрея подождал, пока Андрей подносил стакан ко рту, и, убедившись, что другого пути стакану не будет, выпил свой. Все выпили, и всем еще сильней захотелось есть жирный сванский сыр с белым хлебом.
Между тем над этими вечными горами появилась полная луна и, несколько смущаясь, что застала нас за этой трапезой, стала подыматься в небо. Так один мой знакомый, не успеешь где-нибудь рассесться с друзьями, появляется, вооружившись своей смущенной улыбкой.
— Тебе туда, — сказал Гено и кивнул в сторону реки. Там, за рекой, на пологом склоне, был расположен нарзанный городок: балаганчики, шалаши, палатки самодельного крестьянского курорта. Где-то в середине городка подмигивал костер.
Выпили еще по одному стакану. Араки тем хороша, что любая закуска после нее кажется божественной. И вот сначала пьешь, чтобы еда сделалась божественной, а потом и араки улучшается, но все-таки божественной никогда не делается.
— Слушай, — вдруг вспомнил сван, что сидел рядом со мной, — это правда, что знаменитый эндурский тамада Бичико лопнул, когда хотел перепить Сандро Чегемского?
— Я слыхал, — сказал я, — только что-то трудно поверить, что человек может лопнуть.
— Да, да, может, — подтвердил большой сван.
— А сам Сандро что говорил? — спросил сван, что сидел рядом со мной.
— Я знаю эту историю, я могу рассказать, — сказал Котик.
— Дядя Сандро говорит, — начал я, чувствуя неожиданное воодушевление и не понимая, что хмелею, — когда дошли до двенадцати стаканов и тот их выпил и послал по кругу…
— Но ни один не смог выпить, — вставил Котик, — кроме дяди Сандро.
— Кое-кто выпил по шесть-семь стаканов, — уточнил я, пытаясь восстановить какую-то уплывающую деталь рассказа, — а дядя Сандро выпил десять стаканов.
— Ему еще только два стакана оставалось, — зачем-то уточнил Котик.
И вдруг я забыл какую-то тонкость — что, собственно говоря, помешало дяде Сандро выпить эти два стакана? Я остановился, чувствуя, что нарастает неловкое молчание.
— Очень интересно, — сказал Гено, разливая в стаканы араки.
— Ты про музыку не забудь, — напомнил Котик. Ай да Котик!
— Тут вся соль в музыке! — обрадовался я и все вспомнил.
— При чем музыка? — сказал большой сван и придвинул к себе свой стакан.
— Тонкая политика, — сказал сван, что сидел рядом со мной, и тоже придвинул к себе свой стакан. И вдруг я опять все забыл, видно, переволновался с этим хранителем лесов.
— У дяди Сандро оставалось два стакана, — вмешался Котик, радуясь, что я забыл продолжение, — и он почувствовал, что выпитое стоит у горла, что дальше просто некуда пить…
— Так бывает, когда слишком много выпьешь, — подтвердил большой сван.
— Еще хуже бывает, — сказал Гено.
— И тут ударила музыка! — вдруг вспомнил я все.
— Любимая лезгинка Бичико, — подхватил Котик, — и Бичико бросился танцевать. Он сделал один круг, и вдруг раздался такой звук, как будто барабан лопнул. Он упал и умер. У него что-то внутри лопнуло.
— Здесь тонкая политика, — повторил сван (что когда-то давным-давно сидел со мной в одной машине, а другой сван пытался отнять у меня карабин), — наверное, ваш Сандро договорился с музыкантами.
— Вполне возможно, — сказал Котик.
— Вообще, когда много выпиваешь, танцевать нельзя, — назидательно сказал большой сван.
— Вот эти стаканы подымем, — сказал Гено, — тем более танцевать не собираемся…
Мы выпили по стакану, а потом еще по одному. Гено хотел послать жену за новой бутылкой, но большой сван и Котик решительно, при молчаливом одобрении жены, воспротивились.
Мы распрощались, и ребята вместе со своими попутчиками расселись по машинам. Завели моторы, и, пока вторая машина задним ходом выезжала на дорогу, Гено неожиданно вырвал из кармана пистолет и дал в воздух несколько прощальных выстрелов. Из машины раздались радостные крики.
Жена Гено замахала рукой в сторону дома и что-то сердито прокричала мужу. По какой-то неуловимой интонации я понял, что она прокричала.
— Детей разбудишь, детей! — прокричала она.
— Может, провести тебя? — сказал Гено, пряча в карман пистолет. — Или оставайся у нас?
— Спасибо, я пойду, — сказал я. Мы братски поцеловались, и я протянул руку его жене. Она неловко перенесла корзину с правой руки в левую и, застеснявшись, протянула мне ладонь.