Сандро из Чегема. Том 1

— Лучшего не придумаешь, — ответила она, и сторож тут же уснул, подчиняясь многолетней привычке спать в самых неприхотливых условиях.

В этот день почти одновременно с двух сторон к правлению колхоза подъехал кенгурийский милиционер и двое родственников бухгалтера во главе с Колчеруким. Один из родственников, пожилой крестьянин, был в бурке и в башлыке. Другой, что говорится, в расцвете сил, а одежда его намекала на принадлежность к партийной администрации, хотя он к ней никакого отношения не имел. Одет он был в чесучовый китель и в широкие галифе с сапогами. Так что, если судить по одежде, можно было сказать, что, начиная от головы и до пояса, он как бы представлял законодательную власть, а от пояса до сапог — исполнительную.

Председатель колхоза и председатель сельсовета, увидев гостей, вышли из правления и после некоторых колебаний, разделившись, подошли к прибывшим. Первый подошел к милиционеру, а второй — к родственникам бухгалтера.

— Бухгалтера спалили, так хоть бы лошадь назад отослали! — крикнул Колчерукий вместо приветствия и, быстро спешившись, привязал свою лошадь у коновязи.

— Подожди, Колчерукий, — заметил старший родственник, отдавая поводья председателю сельсовета.

— Не в лошади дело, — важно сказал председатель, подходя к ним и пожимая всем руки. Он это сказал скорбным голосом и при этом покачал головой с политическим намеком. Милиционер тоже качнул головой, как бы поддерживая знакомую правильность направления мыслей.

— Как это не в лошади! — удивился Колчерукий. — Что ж он ее спалил вместе с нашим бухгалтером?

— Да нет! — поморщился Тимур оттого, что Колчерукий путал высокое с низким. — Орех сожгли наши комсомольцы по решению актива…

Тут он изложил версию преступления Сандро так, как сам ее представлял себе или хотел представить другим. Он сказал, что Сандро, по-видимому, убил бухгалтера и спрятал в дупле, чтобы потом, выбрав удобное время, закопать его где-нибудь подальше, где деревенские собаки и окрестные шакалы не могли бы его откопать. А тут на следующий день комсомольцы предали огню молельный орех, и преступление обнаружилось.

— А где лошадь? — перебил его Колчерукий.

— Лошадь, я думаю, он держит где-нибудь в лесу, — сказал председатель.

— Мы так думаем» — поправил его Махты. Ему уже приходилось напоминать, что он тоже власть, но в Чегеме, как и по всей стране, это забывалось…

— Надо допросить Сандро и осмотреть место, где найдены кости бухгалтера, — подытожил милиционер.

— Поедем к ореху, а там и до Сандро рукой подать, — сказал Махты.

Председатель попрощался со всеми и ушел в правление.

Махты оседлал свою лошадь, которая паслась во дворе сельсовета, и все пятеро выехали в сторону молельного ореха.

— Об одном прошу, — сказал старший родственник, подъезжая поближе к милиционеру, — не оскверните кости нашего родственника — не надо их щупать там, мерить, лапать…

Тут милиционер опешил и остановил лошадь.

— Но я собираюсь, — сказал он, — забрать кости вместе с Сандро…

— Ты из России приехал или из Кенгурска? — спросил старший родственник и тоже остановил лошадь. К нему подъехал младший родственник и остановился рядом. Теперь все остановили лошадей.

— Из Кенгурска, — сказал милиционер, краем глаза послеживая за правой рукой младшего родственника. Тот перебросил поводья в левую руку.

— И ты не знаешь, что абхазец не разбрасывается костями родственника!

— Знаю, но закон требует кости, чтоб установить труп.

— Значит, хотите дважды нас опозорить? — спросил старший родственник.

— Трижды! — поправил его младший. — Убили — раз. Сожгли — два. Кости увозите — три.

— Да, трижды, — согласился старший родственник, выслушав младшего и посмотрев на милиционера.

— Не считая лошади, — добавил Колчерукий, оглянувшись. Он был впереди.

— Не считая, — терпеливо согласился старший.

— Суд, — сказал милиционер и развел руками.

— Да, — как бы сочувствуя родственникам, добавил Махты, — у них такой обычай, кости адвокатам показывать.

Он тронул лошадь и все поехали.

— Неужели вы думаете, — после глубокого раздумья сказал старший родственник, — что мы допустим это?

— Что это? — спросил милиционер.

— Что ты, гремя костями нашего родственника, поедешь в район?

— Если туго завязать… — начал было милиционер.

— Ни слова! — перебил его младший родственник, слегка наезжая на него лошадью.

— И неужели вы думаете, мы допустим, — продолжал старший, — чтобы его государство судило, а не мы?

— А почему? — миролюбиво отозвался Махты. — Сейчас государство хорошо судит.

— Не спорю, — согласился старший родственник, — государство судит неплохо. Но он у нас убил родственника, а не у государства.

Они выехали из буковой рощи, и, когда тропа пошла по косогору, далеко внизу открылось рыжее кукурузное поле. Отсюда, с тропы, были видны фигурки крестьян, ломающих кукурузу.

— Э-гей, гей, Кунтаа! — крикнул Махты, остановив лошадь и страшно раздув шею.

Было видно, как запаздывает звук: люди на кукурузном поле замерли уже после того, как Махты докричал.

— Эге-гей, чего тебе! — наконец отозвался один из них. Махты снова напружинился и, раздувая шею, закричал: