Сандро из Чегема

…Когда он подходил к дому Тендела, оттуда уже доносился нестройный гул голосов, из которого время от времени вырывался пронзительный голос самого хозяина Кязым открыл ворота и пересек двор, удивляясь и настораживаясь от того, что собака не дает о себе знать. У самого дома она вырвалась из-под лестницы, соединяющей кухонную веранду с горницей, и почти молча, яростно взрыкнув, кинулась на него. Выбросив ей навстречу правую ногу, он вдвинул носок сапога в ее распахнутую пасть Собака, завыв от боли, отскочила. И уже издали обрушила на него истерический лай. К этому времени с криками выскочили из дому Тендел и его внук.

– Да что она, взбесилась, что ли?! – заорал Тендел и швырнул в собаку дровину, подхваченную на кухонной веранде. Швырок оказался точным, и собака, завыв, скрылась в темноте.

– Неужели укусила? – спросил Тендел, подходя к Кязыму.

Кязым приподнял ногу и в полосе света, льющегося из распахнутой двери дома, рассмотрел сапог. Он был цел.

– Нет, – сказал Кязым, – меня не так-то просто укусить.

– Очумела, своих не узнает! – крикнул Тендел, сверкнув глазами в темноту, куда убежала собака.

– Старается, – усмехнулся Кязым, – чтобы после пирушки ей перепало побольше.

Когда они вошли в большую комнату, где происходило праздничное пиршество, гости радостно повскакали, приветствуя его и раздвигаясь, чтобы уступить ему место. Кязым сел напротив Тимура, злобно и подозрительно поглядывавшего на него. Жена его вместе с хозяйкой и невесткой Тендела обслуживала сдвинутые столы. Потом она уселась в конце стола, где сидели еще две женщины. Все шло как надо.

– Мир перевернулся, – крикнул Бахут с того конца стола, где он сидел рядом с Тенделом, – Кязым на выпивку опоздал!

Бахут был мингрельцем и произносил его имя на свой лад. Они любили друг друга, хотя, конечно, никогда в жизни не говорили об этом, а, наоборот, бесконечно подтрунивали друг над другом.

– Опоздал, – сказал Кязым, поудобней усаживаясь, – потому что домой к Теймыру заходил, а он, оказывается, уже здесь.

– Чего это ты ко мне заходил? – спросил Тимур, исподлобья поглядывая на него глазами затравленного кабана.

Хозяйка поставила перед Кязымом тарелку с мамалыгой и мазанула на нее шматок аджики.

– Да жена моя говорила, что ты заходил ко мне несколько раз, – сказал Кязым миролюбиво и, взяв из большой тарелки кусок мяса, притронулся им к аджике, надкусив как всегда без аппетита, стал жевать. Лениво жуя, он смотрел на Тимура, и в глубине его маленьких синих глаз таилась насмешка.

В свежевымытом чесучовом кителе Тимур сидел перед ним, все еще крепкий, бритоголовый, с тем волевым выражением власти, которую он уже утратил, но все еще хранил на лице. По этому выражению Кязым мог узнать начальника в любой толпе, и было непонятно, их выбирают по этому выражению или оно вырабатывается от власти над людьми. Но в глубине темных глаз Тимура не было власти, Кязым это ясно видел, а была смертная тоска по власти, и страх, и неуверенность.

– Так ты же все прячешься от меня? – сдерживая себя, тихо клокотнул Тимур.

Хозяйка поставила Кязыму чайный стакан и налила в него вино. От вояки, которая якобы сечет птицу на лету, он отказался. Кязым не света приподнял стакан и, пожелав благодати дому, выпил и снова взялся за мясо. Тимур, наклонив вперед бритую голову, ждал.

– Чего это мне прятаться от тебя, – сказал Кязым и надкусил мясо, – я ничего не украл, чтобы прятаться…

Вяло жуя, он смотрел на Тимура, и в глубине его маленьких синих глаз таилась насмешка.

– Какого дьявола ты приходил ко мне за деньгами, – сказал Тимур, сдержанно клокоча, – откуда у меня такие деньги?

В общем шуме их разговор пока еще не привлекал внимания застольцев.

– Нет так нет, – сказал Кязым, смеясь одними глазами; выпив вино, твердо поставил стакан на стол, – я же не насильво их у тебя беру…

– Ты ведь сказал моей жене, чтобы я поделился, – клокотнул Тимур, и Кязым заметил, что даже его бритая голова побагровела. – Это как понять?

– Так и понимай, – ответил Кязым, продолжая смеяться глазами.

Оказывается, все же остроухий старый охотник уловил внешний смысл их разговора.

– Нашел у кого деньги просить! – с того конца стола закричал Тендел, сверкая своими ястребиными глазами – Да Теймыр – как та синица, которой сказали, что ее помет – лекарство. Так после этого она все норовила над морем какнуть!

– Поделиться, – мрачно усмехнулся Тимур, не обращая внимания на крики Тендела, – откуда у меня такие деньги!

– Вот ты удивляешься, что я у тебя просил деньги, – сказал Кязым, – а надо бы удивляться, что ты два дня меня ищешь, чтобы сказать: у тебя денег нет.

– Ну и что? – спросил Тимур, замирая с мослаком в руке и стараясь не дать себя перехитрить.

– Да разве человек, – сказал Кязым, продолжая посмеиваться одними глазами, – которому нечего дать» ищет человека» который у него просил деньги? Ведь если человек, у которого просили деньги, ищет человека, который просил деньги, значит, они у него есть и он хочет поделиться.