Говорят, именно с тех пор ценители вкусной еды стали жарить форель, предварительно вымочив ее в вине.
— Все ясно, — сказал Джамхух, обращаясь к хозяину, — форель — речная рыба. Только вместе с речной водой она могла попасть в кувшин. Ты подливаешь воду в вино. Скорее всего ты это делаешь ночью. Ночью ты черпанул в амфору воду из реки вместе с форелью и, не заметив этого, перелил в кувшин.
— Земляки, не взыщите! — взмолился виноторговец, продолжал держать в руке хвост форели. — Я это вино только диоскурийцам продаю. Своих я им не поил…
— Так начинается порча, — сказал Джамхух. — Там, где один по ночам приторговывает рабами, другой по ночам начинает подливать воду в вино.
— А ты докажи, что я продавал рабов! — вдруг раздался голос молодого князя. Оказывается, он незаметно подошел к ним, пока Опивало добирался до дна кувшина.
— Вроде рыба запела, — сказал Опивало, озираясь. Он сначала вопросительно посмотрел на Объедалу, съевшего форель, а потом на князя. Опивало был явно под хмельком.
Джамхух тоже оглянулся и увидел князя. Он сразу определил, что лицо князя отмечено печатью молодости, печатью красоты, однако не отмечено печатью мудрости.
Через много лет время стерло с его лица печать молодости и печать красоты, но снабдить его отсутствующей печатью мудрости времени не удалось.
— Кажется, я не называл имени того, кто торгует рабами, — сказал Джамхух, оглядывая собравшихся, — или я назвал имя того, кто торгует рабами?
— Нет, не называл, — ответили старцы, взглянув сначала на Джамхуха, а потом на князя.
— Ясно, что ты намекал на меня, — сказал князь и добавил: — Всем известно, что ты выучил абхазский язык за пять дней, а не за два, как ты утверждаешь. Какой же ты праведник после этого и какое ты имеешь право нас учить?
— Лучше бы избавил нас от эндурцев, — взбодрился виноторговец и наконец отшвырнул хвост форели, — чем заглядывать в чужие кувшины и приводить сюда каких-то чудищ-выпивох.
— Словоблуды, — сказал Джамхух. — Ты их обвиняешь в одном, а они оправдываются в другом. Продающий раба — сам раб власти! Продающий нечистое вино — сам раб нечистоты! Запомните, что рабство уже тем плохо, что создает у труса, связанного цепью, чувство равенства с героем, связанным цепью. И не только чувство равенства! Чувство превосходства! Когда и трус и герой одинаково беспомощны, трус приписывает себе все, что мог бы сделать герой на свободе. Потому что оба беспомощны, а герой молчит. Герой в цепях всегда молчит, трус в цепях всегда говорит. Когда ему еще поговорить о своих геройствах, как не в цепях! Но лев, сидящий в клетке, — это все-таки лев, а не шакал!
С этими словами Джамхух — Сын Оленя вместе со своими друзьями покинул село, не отведав хлеба-соли и оставив старейшин в печальном недоумении.
Сын Оленя был так разгневан, что долго не мог прийти в себя и не разговаривал с друзьями.
— Лев, сидящий в клетке, — это не то, что шакал, сидящий в клетке, — шепотом сказал Опивало Объедале. — А ты что думаешь, землеед?
— Отстань, — отмахнулся Объедало, — я тоже так думал.
— Знаю, знаю, что ты думал, — не отставал от него Опивало. — Ты думал, раз уже в клетке, все равно, что шакал, что лев, что лиса.
— Уж не опьянел ли ты? — спросил Объедало.
— Да, — признался Опивало, — малость захмелел. Оказывается, когда пьешь вниз головой, быстро хмелеешь. Хмель сразу же стекает в голову.
— Ах, вот оно что, — сказал Объедало и успокоился.
— То-то и оно, — кивнул Опивало и добавил: — Только не имей привычки выхватывать из рук чужую рыбу.
— Я думал, ты сырую не будешь есть, — примирительно сказал Объедало, — а у меня желудок привычный.
— Уж как-нибудь сами разберемся, — ответил Опивало, — как нам быть с рыбой, пойманной на дне кувшина.
На этом они окончательно примирились. Тут тропа, по которой шли друзья, привела их под сень грецкого ореха, где сидели несколько человек и закусывали, привязав лошадей к веткам самшитника, растущего рядом. По обличью это были городские люди. Подошедшие поздоровались с сидящими на бурках. Те, встав со своих мест, пригласили их разделить с ними трапезу. Друзья присели.
— Путники, куда путь держите? — спросил Джамхух.
— Мы из города Питиунта, — ответили путники, — отцы города послали нас искать Джамхуха — Сына Оленя. У нас очень важное дело.
— Считайте, что вы его нашли, — сказал Джамхух, улыбнувшись путникам.
— И не ошибетесь, — добавил Объедало, двумя пальцами подымая жареную курицу и со сдержанной деликатностью отправляя ее в рот.
Путники из Питиунта посмотрели на Объедалу, удивляясь такому сочетанию мощи аппетита и сдержанной деликатности.
— Если перед нами Джамхух — Сын Оленя, — сказал старший из путников, — то мы сразу же выложим нашу просьбу, а заодно наши запасы еды и питья, которые мы взяли на неделю, чтобы искать тебя.
— И не ошибетесь, выкладывая, — согласился Опивало, когда рядом с ним поставили бурдюк с вином.