Сандино

Через час Сомоса был снова у посланника США. На сей раз, кроме посланника и Сомосы, присутствовал секретарь посольства Пол Дэниеле.

Потягивая виски со льдом, они уточнили детали убийства. Дэниеле даже вызвался лично присутствовать в штабе Сомосы, чтобы руководить операцией, но господин Блисс Лейн счел это предложение легкомысленным. К 7 часам окончательное решение было принято.

Прощаясь, посланник просил Сомосу держать его в курсе дела, ежечасно докладывать о ходе операции.

Шестнадцать офицеров штаба Сомосы с нетерпением ждали возвращения шефа. Сомоса явился в 7.30 и с порога заявил своим подчиненным: «Я прибыл из американской миссии, где только что совещался с посланником Артуром Блисс Лейном. Он еще раз меня заверил, что вашингтонское правительство настаивает на ликвидации Сандино».

Затем Сомоса сел за стол, взял листок бумаги и сверху крупными буквами написал: «Приговор». Это был смертный приговор Сандино. На всякий случай Сомоса решил соблюсти «форму» — заручился «солидарной ответственностью» присутствовавших офицеров своего штаба, заставив их подписать составленный им документ.

«Операция» была разыграна как по нотам. В то время как президент Сакаса обнимал на прощанье своего «друга» Сандино, а брат президента Федерико провожал гостей до ворот дворца, одетый в форму сержанта майор Дельгадильо с 15 солдатами уже засел в Эль Ормигеро, небольшой крепости неподалеку от резиденции президента, где находилась казарма пятой роты «национальной гвардии». У ворот дворца гостей ждал автомобиль. Сандино, дон Грегорио и министр Сальвагьерра сели сзади, генерал Эстрада и генерал Умансор — рядом с шофером. Отъехав несколько десятков метров, машина остановилась; узкую улицу перегородил грузовик; водитель, как оказалось впоследствии сержант «национальной гвардии» Каяалес, был занят устранением неисправности в моторе. Подлинный смысл инсценировки выяснился незамедлительно. Раздался голос сержанта Каналеса:

— Это они!

Эстрада и Умансор, заподозрив недоброе, выхватили пистолеты.

— Не шевелитесь, не то буду стрелять! Всем выйти из машины! — крикнул сержант.

В тот же миг машину Сандино окружили солдаты майора Дельгадильо.

— Вы арестованы, сдайте оружие! — приказал майор.

Сопротивляться было бессмысленно. К тому же Сандино надеялся, что произошло недоразумение, что сейчас все выяснится… Тем более, что, когда солдаты остановили его машину, подъехал автомобиль дочери Сакасы Маруки, которая с возмущением спросила: «Что вы делаете? Генерал только что ужинал с моим отцом!» Но, видя, что тратит слова попусту, Марука поспешила во дворец. Сандино был уверен, что она расскажет отцу о случившемся и тот примет меры.

Оказавшись во внутреннем дворе крепости и увидев наведенные на него дула пулеметов, Сандино потребовал, чтобы майор Дельгадильо связался с Сомосой. Сандино в лихорадочном волнении шагал по двору. Ко всему готовый Эстрада хранил невозмутимое спокойствие. Умансор — недаром в его жилах текла индейская и негритянская кровь — казалось, окаменел. Сандино остановился и, устремив горящий взгляд на угрюмые лица гвардейцев, произнес:

— Что все это значит? Ведь мы братья! Мы заключили мир и стараемся возродить нашу страну, трудиться на благо народа. Я воевал только за то, чтобы Никарагуа была свободной…

Но ни один мускул не дрогнул на жестких лицах солдат.

Майор отсутствовал недолго. Разыскать генерала Сомосу, по его словам, оказалось невозможным.

Еще бы, в этот трагический час, заботясь о своем реноме в глазах потомства, шеф гвардейцев готовил себе алиби — изображал тонкого ценителя поэзии на вечере в офицерском клубе, где поэтесса Зоила Роса Карденас читала свои стихи!

Вскоре прибыл еще один взвод солдат, и командовавший им офицер приказал дону Грегорио и министру Сальватьерре остаться в крепости, а Сандино, Эстраде и Умансору следовать за ним. Троих арестованных усадили на грузовую машину и отвезли в военный лагерь Ларрейнага, расположенный в местности, известной под названием Ла Калавера, километрах в сами от столицы.

Если до этой минуты Сандино еще на что-то надеялся, то теперь он понял, что жить осталось недолго. И, взяв себя в руки, принял свой обычный спокойный вид.

Грузовик остановился на плацу, посреди лагеря. Арестованных вывели. Кто-то из толпившихся на плацу офицеров пытался проверить содержимое кошелька Сандино, но он его оттолкнул.

Сандино попросил пить. Воды не дали. Эстрада сказал:

— Генерал, разве ты не видишь, это не люди, а звери. Не надо у них ничего просить. Скажи, пусть скорее убивают…

Сандино стоял, расправив плечи, засунув руки в карманы, и в глазах его застыли боль и недоумение. Он знал, что в любую минуту мог стать жертвой предательства, но такое изуверство, такое вероломство не умещалось в голове у этого прямого и искреннего человека, всегда склонного верить людям.

— Политиканы… предатели… — произнес он. Это были его последние слова…