Сандино обратился к товарищам по оружию с речью. Он сказал:
— Братья! Мы воевали за освобождение нашей родины от иностранных захватчиков. Мы прогнали янки, но они мечтают снова вернуться на нашу землю, воспользовавшись междоусобной войной. Однако они ошибаются. Я считаю, что в ближайшие пять дней нужно добиться мира, и ради этого решил ехать сам, чтобы договориться с доктором Сакасой. На время моего отсутствия вашим командиром останется генерал Лара. Если Сакаса, вместо того чтобы выслушать, арестует меня, я покончу с собой. Пусть меня назовут предателем и плюнут мне в лицо, если я этого не сделаю.
Прощание с ближайшими помощниками и с командирами вылилось в тяжелую сцену. Люди, не раз смотревшие в глаза смерти, прошедшие нечеловеческие испытания и готовые отдать жизнь по приказу своего генерала, плакали. Прощаясь с Сандино, восхищаясь его смелостью и опасаясь за его жизнь, в душе каждый из них понимал необходимость рискованного шага, на который решился Сандино; все восхищались его выдержкой и смелостью. Генерал ставил на карту жизнь. Он шел в логово коварных политиканов и предателей, способных на любое преступление.
Шесть лет Сандино не был в Манагуа. И вот 2 февраля 1933 года он на столичном аэродроме. В президентском дворце его уже ждали. О приезде прославленного генерала Сандино знал весь город, и все, у кого была малейшая возможность пробраться во дворец, были там. На аэродром встречать Сандино выехал начальник авиации. Здороваясь с ним, Сандино сказал: «Я привез мир». В этот момент подъехал начальник «национальной гвардии» Анастасио Сомоса и пригласил Сандино в свой автомобиль.
Вот машина подкатила к президентскому дворцу. Часовые вытянулись во фрунт, толпа затаила дыхание. В голубой рубашке, высоких сапогах и широкополой фетровой шляпе партизанский вождь выглядел деревенским парнем, попавшим в театр, заполненный чванливой публикой. Светлый платок на шее оттенял смуглость его кожи. Удивление, радость, зависть, восторг были написаны на лицах людей, обступивших генерала.
Улыбающийся Сакаса обнял Сандино, и они, как добрые старые друзья, с трудом пробившись через толпу, уединяются, наконец, для переговоров. В полночь представители сторон подписывают соглашение, которое предусматривает суверенитет Никарагуа, соблюдение конституции и установление полного мира в стране. Для себя лично Сандино не требовал ничего, но для своих партизан добивался обещания обеспечить им нормальный переход к мирному труду: в Сеговии был выделен специальный район для расселения сандинистов. Сандино сохранил за собой право в течение года иметь вооруженную охрану из ста бывших партизан. Разоружение сандинистов было намечено произвести в городке Сан-Рафаэле дель Норте. Репортеры, заполнившие дворец, не успевали щелкать аппаратами, запечатлевая историческую встречу. Корреспонденты иностранных газет сбились с ног. С утра 3 февраля президентский дворец гудел как развороченный улей. Ночью никто не сомкнул глаз и не покинул «наблюдательного пункта».
Сакаса, довольный исходом переговоров, спросил Сандино, чем он может быть полезным его партизанам, и, услышав в ответ: «Двадцать пять кинталов соли!» — застыл с глупой улыбкой.
В момент, когда Сандино и Сакаса пожимали друг другу руки перед фотокамерой, к ним подошел американский корреспондент Даунинг.
— Я рад, что здесь присутствует американец, — обратился к нему Сандино. — Хорошо, что он видит, как никарагуанцы заключают мир. Передайте мой привет американскому народу. Скажите американцам, что двери Никарагуа всегда открыты для всех, кто хочет у нас работать. Мы требуем одного: уважать свободу и независимость нашей родины.
Начальник «национальной гвардии» генерал Анастасио Сомоса тоже подошел к Сандино. Оли обнялись и обменялись фотографиями с автографами.
В тот же день Сандино вылетел в свою ставку в Сеговию. На следующий день он обратился к своим войскам с воззванием, в котором рассказал о результатах переговоров в Манагуа. 9 февраля партизаны приступили к сдаче оружия.
Хотя по условиям конвенции о мире разоружение армии Сандино должно было длиться три месяца, Сандино сделал это за 20 дней, и 22 февраля состоялась церемония окончательной передачи партизанского оружия правительству Никарагуа. Сто бывших партизан, оставшихся по договору в распоряжении Сандино, получили всего 10 пулеметов, 90 винтовок и 3129 патронов.
Очень скоро Сандино понял, что совершил роковую ошибку.
«Национальная гвардия» начала расправу с безоружными сандинистами. 4 тысячи сандинистов получили охранные грамоты, но эти грамоты некому было предъявлять: жандармы Сомосы расстреливали бывших партизан «при попытке к бегству», сажали в тюрьму «за сопротивление властям».
Борец за свободу, человек открытой души и благородных порывов, Сандино был чужд политическим интригам. Для Сандино закон чести был превыше всего, но для презренных правителей Никарагуа понятия чести не существовало. Так рассуждали в те дни сандинисты, весь обманутый народ.