«Сандал», которого не было

Приготовив оружие, а у кого не было – ножи и топоры, юнцы, как орлы-падальщики, разбрелись вокруг места катастрофы и принялись осматривать погибших, обшаривая их карманы, подбирая оружие и снаряжение… Шамсутдину не нравилось это занятие, но он был героем и должен был подавать пример. Присев у окровавленного тела, он с отвращением стал опустошать карманы.

– Вот еще живой! – крикнул из-за большого камня Муса. Он был вторым после Шамсутдина по возрасту в группе и даже успел повоевать в отряде амира Исмаила Умарова.

– Совсем целый: в сугроб упал. Это наш земляк, видно, его Аллах сохранил, как меня тогда…

Эту историю все знали: Умаров отпустил его на два дня домой, а на следующий день их лагерь в Сагашкинском лесу был полностью уничтожен.

– Сейчас посмотрим. – Висхан направился на голос.

На спине, раскинув в стороны руки, лежал без сознания заросший мужчина с бородой, в натовском, модном среди боевиков, камуфляже.

– Странно: оружия нет, – сказал Висхан, ощупывая бездыханное тело. – И документов нет…

– И разгрузочного жилета нет, – поддержал Муса, показывая свою опытность в военных вопросах.

Снизу раздались автоматные очереди, над их головами засвистели пули, защелкали от скал смертельные рикошеты. Молодые бандиты попадали, тревожно глядя, как со стороны села к ним приближается БТР и грузовая машина федералов, откуда вели автоматный и пулеметный огонь. Расстояние было большим, но оно неумолимо сокращалось. Шамсутдин дал ответную очередь из трофейного автомата, еще пара юнцов последовали его примеру. Но пули крупнокалиберного пулемета ложились все ближе, и исход предстоящего боя был совершенно ясен.

– Уходим! – прокричал Висхан. – Трофеи не бросать!

– А с этим, живым, что делать?

– С собой возьмем, там разберемся! – приказал амир. – Может это наш, в плену был…

Бандиты оседлали лошадей, укрываясь от пуль противника, спустились по другую сторону скалы и во весь опор поскакали к лесополосе. Преследовать конный отряд на колесной технике по пересеченной местности – дело неблагодарное. Никто их и не преследовал. Федералы выпустили наугад пару очередей из КПВТ[5] вдогонку и направились к месту катастрофы.

* * *

Всю дорогу от министерства до дачи Дединец молчал. Ни с охранником-водителем не разговаривал, ни по телефону не звонил, ни по спецсвязи не соединялся. Сидел, откинувшись на заднее сиденье, закрыв глаза: то ли спит, то ли дремлет, то ли просто думает. В его возрасте, да еще перед пенсией, есть о чем подумать…

Участие в специальных операциях не способствует ни здоровью, ни долголетию, ни семейному благополучию. Жена выдержала десять лет – и это был рекорд.

– Я хочу жить нормальной жизнью, как все мои друзья и знакомые, – сказала Варвара, собирая вещи. – Впрочем, ты этого не поймешь, потому что у тебя нет ни друзей, ни знакомых. Да и жены у тебя нет, а у меня мужа: мы живем на разных планетах. Твоя планета Война. Ее вроде и нет, но она есть! Ты уезжаешь в командировки на войну, тебя привозят в госпитали с войны, ты хоронишь сослуживцев, которым меньше повезло в этих ваших командировках, ты спишь с пистолетом под подушкой, тебе снятся кошмары и ты периодически лечишь постстрессовый синдром, которым на войне награждают так же часто, как орденами и медалями… У тебя их, конечно, много, но что с них толку? Разве они заменяют здоровье? Возможно, и детей у нас нет из-за последствий этой проклятой тайной войны!

Что тут возразишь? Она была права.

– Я поняла, что этот кошмар никогда не кончится, и в один, далеко не прекрасный, день тебе повезет меньше, чем обычно, тебя похоронят в дешевом гробу, но под оружейный залп, а я останусь престарелой, никому не нужной вдовой! Зачем мне ненормальная жизнь с тупиком в перспективе? Нет уж, лучше я сейчас попробую построить семью заново, пока…

Варвара не закончила фразу, но бросила выразительный взгляд в зеркало, где отражалась тридцатилетняя стройная, симпатичная рыжеволосая женщина. У нее явно были шансы разложить пасьянс заново. Пока… Пока есть молодость и товарный вид.

После развода городская квартира отошла жене, а служебная дача стала для тогда еще сорокалетнего подполковника Дединца родным домом. Не отличавшийся компанейским характером и раньше, он стал совсем нелюдимым и практически полностью прекратил общение с окружающими. Впрочем, окружали-то его только сослуживцы: подчиненные и начальники. Но и в этой строгой вертикали внеслужебного общения не было. Во всяком случае, для людей. Лишь огромный кобель немецкой овчарки по кличке Сигнал был исключением.