Самый жаркий день (СИ)

– Так к военному губернатору велено привезти графиню. Это же она? – и возница некуртуазно показал на меня грязным пальцем. – Должно быть она, других бабенок не видел, значит, графиня.

Я могла бы и озлобиться на такое обращение, но сильно устала в дороге, да и сама сценка получилась забавной.

Вот ведь! Устала! Путь от Петербурга до Оренбурга длиной более двух тысяч верст был преодолен меньше чем за неделю! При должной смене лошадей на почтовых станциях и по сухой дороге пришлось бы добираться не меньше двух месяцев, растрясая кости на всех ухабах, я же сидела в мягком кресле, спала на перине и мылась в настоящем душе с горячей водой!

И удобство моего вагона оказалось более приятным, чем дом Григория Семеновича Волконского, кавалерийского генерала, тянувшего здесь службу. Про него я только слышала – из «екатерининских орлов», герой Мачинского сражения[4]. Думается, что так далеко от Петербурга губернатор был сослан с глаз долой Павлом Петровичем, так как слишком уж ярко напоминал ему о временах правления матери, но, кажется, бодрого старика это совсем не тяготило.

– Милости прошу, Ваша Светлость! Вкусите со мной того, что Бог послал на поздний ужин. Ожидали Вас раньше, но задержалось это новшество – па-ро-воз! Как оно Вам, а?

– Прекрасно, князь, просто прекрасно. Но позволю заметить, что на моем заводе этот самый паровоз и был построен.

– О, тогда сам Бог послал Вас ко мне! Столько вопросов у меня! Графиня, никуда Вас не отпущу, пока все не расскажете! Чаю я успеть соединить этими стальными дорогами каждый уголок в своей губернии. Представляете – до каждой фортификации, до каждой деревни можно будет за день добраться. А когда надо, то и с войсками!

Князь Волконский продолжал восхищенно щебетать, а мне стало немного дурно от его страсти к парфюмерной воде. Разило от губернатора так, словно в одеколоне он искупался. Я поспешила извиниться, сославшись на усталость. Григорий Семенович совсем по-детски расстроился, но кликнул дворовую девку, которая показала мою комнату. Обстановка в ней оказалась скромной, но дворцовой роскоши и не ожидалось, а вот отсутствие нормальной уборной расстроило, и Глаша обещала завтра с утра истопить баню.

Русская баня! Столь любимая народом и столь же мало популярная у столичной аристократии. Признаться, до этого никогда в жизни не доводилось мне испытывать этот опыт, и в низенькую избушку я входила с изрядной долей скепсиса. Что может быть такого в оренбургской глуши, если в моем доме имеется техническое чудо – душ, да еще с подачей горячей воды. Купец Мижуев вот поначалу ворчал, что дорого встал ремонт, да еще и приходится содержать работника, который будет следить за трубами, но взлетевшие цены за постой быстро сменили его опасения на хищную и жадную радость. Жильцы по достоинству оценили новшество, и теперь Корнилий Евтихеевич принимает подряды на переоборудование других домов.

Но утро мое началось именно с бани. Глафира попросила барышню раздеться и проводила в жарко натопленный закуток.

– Богато барин живет, топим по-белому! – сказала она.

– Это как?

– Дым в трубу, – терпеливо пояснила дворовая.

Оказывается, из экономии печи крестьянские часто не имеют дымоходов, и чадят прямо в помещении! Открытие это меня потрясло, но Глаша только пожала плечами, от чего ее массивные груди с крупными сосками колыхнулись, разгоняя горячий воздух. Мол, исстари на Руси так живут, по весне же устраивают уборку изб, за зиму покрывающихся изнутри слоем копоти и сажи.

Девка плеснула на камни воды, и я захотела выскочить из этого ада, однако была вежливо, но настойчиво удержана, размещена на «полоке», а затем… исхлестана огромным гербарием! И когда казалось, что сознание мое сейчас покинет тело, Глаша вывела меня в мыльную и окатила ледяной водой!

– Эк Вы, барышня, визжите! Вот Георгий Семенович каждый день обливается и без бани, говорит, что здоровый дух от этого закаляется. И в мороз, и в жару. Со странностями он у нас, но добрый. Как сюда его назначили, так все в своих инспекциях, люду рабочему на государевых заводах жизнь легче делает. Любят у нас тут его.

Закутанная в простыню, я сидела в предбаннике и пила посредственный чай, зато плошки с вареньями пахли одурительно, на вкус же эта простая снедь оказалась достойной восхищенной поэзии. Наверное, после банного испытания мне любая пища показалась бы амброзией, но не буду обманывать: ощущение легкости и чистоты были чудесными. Пусть народ наш темен, ленив и беден, однако мудрость в нем есть, и грешно будет воротить нос от нее.

А когда мы вышли во двор, я увидела князя Волконского. Он голышом стоял возле заднего крыльца, и два дюжих казака переворачивали на него бочку воды, от которой так и веяло холодом! «Ох, хороша, зараза!» вопил военный губернатор, похлопывая себя по дряблым бокам и ягодицам. «Ох, Александр Васильевич, порадую я тебя в себе!»

– Это он так полководца Суворова поминает, – шепотом объяснила Глаша. – Барин наш считает, что дух Александра Васильевича в нем чуточку живет.

Не перестают удивлять меня люди.