Самый жаркий день (СИ)

– И сейчас любви не прибавилось ни на унцию. Но он прилюдно признал твоего сына своим братом. Если тебе предложат стать фрейлиной снова – не отказывайся. Держись Николая, попробуй привить ему доброе отношение к Сереже. Не знаю, что из этого выйдет, но это будет лучше, чем если ты затворишься где-нибудь. И упаси Мани тебя от мыслей о власти для него, а поверь – с такими разговорами к тебе приходить будут. И ладно, если это будут настоящие заговорщики, а не люди графа Аракчеева или Ростопчина… или его сменщика.

Княгиня напряженно думала, теребя в руках мокрый от слез платок. Красивая она, конечно. Сашенька Пушкин когда-то сильно влюбился, посвятил этой нимфе несколько стихотворений[3]. Красивых.

– А ты замуж за Михаила пойдешь?

– Ни за что!

Екатерина слабо улыбнулась, поддерживая мое решение, сжала на мгновение локоть и поцеловала в щеку.

– Красивая женщина, – пробормотал ей вслед Нестор.

– Не про тебя, лекарь, не про тебя, – усмехнулся Ростопчин.

– Да я понимаю, – смутился Павлов.

Все же внутри себя он оставался еще темным крестьянином.

На пороге появился взмыленный Аракчеев. Взглядом он нашел Николая Павловича, тот кивнул, и они отошли в сторону о чем-то пошептаться. Потом ненадолго уединились в спальне Императора, но уже через несколько минут дверь приоткрылась и граф позвал меня.

Алексей Андреевич был хмур, но собран. Движения были дерганными, выдавали его нервное состояние. Аракчеев потребовал отчета о любых следах озарения в спальне Императора или рядом с ней, но я снова ответила, что не нашла никаких признаков вмешательства освещенных, а также поведала о словах Нестора о воспалении в легких государя.

– Лето же, как он простыть так мог?!

– Не ведаю, граф. Все слишком неожиданно…

Аракчеев повернулся к Николаю Павловичу и долго смотрел на нового Императора. Его Величество взгляд ближайшего советника и соратника отца выдержал с невозмутимостью, а кому как не мне знать, что глаз у графа тяжелый.

– С Индией этой хотя бы связываться не будем.

– Повеление усопшего Государя – продолжить его начинание, – спокойно ответил Николай.

– Да пойми же ты, что это пустая трата денег и людей!

– Во-первых, – все так же ровно парировал Император, – я – Ваш новый правитель, поэтому отношение и обращение ко мне должно быть соответствующим.

– Виноват, – отступил Алексей Андреевич.

– Во-вторых, решения принимаю я, и мне за них нести ответственность. Последнюю волю отца я исполню. Вы не понимаете, граф, – уже мягче сказал Николай Павлович, – есть вещи, которые нельзя не делать. Графиня, Вы рискнули бы перечить услышанному сегодня?

Меня просто передернуло и от воспоминаний, и от мысли, что кто-то может воспротивиться предсмертным словам Павла Петровича.

– Н-нет, Ваше Величество. Такое озарение было, такой Свет, что никак невозможно сопротивляться.

Император кивнул и снова обратился к Аракчееву:

– Я ценю Вас как сподвижника отца, который никогда его не предавал, хотя много раз мог, но Ваши советы должны оставаться советами, а не повелениями. Надеюсь, это понятно?

Всесильный граф молча поклонился и со скрытой усмешкой посмотрел на меня. Я поняла, о чем он подумал: не так давно после посещения Пукалихи Алексей Андреевич внезапно постучался в наши двери и попросился на чашечку чая. Без какого-то повода, просто захотел в гости. И состоялся у нас тогда занимательный разговор. Аракчеев был зол на Императора, сильно увлекшегося некой идеей, смысла в которой не видел никто. «Беда с ним, Александра Платоновна, словно разум теряет». «Что, готовим переворот?» – спросила я тогда, памятуя давние откровения наши. Граф хекнул, подняв чашку как бокал, давая понять, что оценил шутку.

– Ростопчин все?

– Да, воля отца, – ответил Николай Павлович. – Вместо него сами будете?

– Нет, только хуже сделаем.

– Макарова?

– И староват, и не воспримут его серьезно, из новых дворян он. Предлагаю Бенкендорфа. Давно он записки приносит об обустройстве тайной службы при Канцелярии Его Императорского Величества.

Государь задумался, но с кандидатурой генерал-майора согласился. Я Александра Христофоровича знала шапочно, поэтому отношения придется выстраивать с самого начала.

– Пусть будет Бенкендорф, но Макарова трогать – его отдел так и остается Особым. Перевести Тайную канцелярию в мою канцелярию – идея хорошая, давно пора от Сената забрать это дело было. Что-то еще?

– На сегодня все. Как только дурную весть узнал, дал указание расставить посты по столице и казачьи разъезды усилить. Волнений не ожидается, но поберечься стоит. – Аракчеев посмотрел на тело Павла Петровича и внезапно для меня прослезился. – Сколько лет при нем, сколько пережито.

В этот момент дверь приотворилась, но ни будущий Император, ни граф не успели возмутиться: в опочивальню буквально затек Ефим – постоянный нарочный Алексея Андреевича. Просто так он беспокоить таких высоких лиц не стал бы.

– Ваше Императорское Величество, – поклонился графский вестовой, – Ваша Светлость! Семеновский полк бузит.

– Да что им неймется-то все! – в сердцах крикнула я. – Не пойду больше перед ними глаголить, хоть картечью по ним садите!