Самый темный соблазн

Виола стиснула зубы. Свежие цветы рассыпались по красочным вазам и присутствовали в каждом предмете мебели в комнате, кроме кровати. Хотя, цветы вплелись в её кованные столбики, обвиваясь и цепляясь за них подобно плющу.

В центре противоположной стены висел портрет. И славные небеса, Виола медленно подошла к нему. Внимание к деталям просто ошеломляло.

Виола могла лишь на мгновение задержать на портрете взгляд, изучить одну его маленькую часть, отвести взгляд, а затем снова взглянуть на портрет, изучив другую часть, повторяя снова и снова этот процесс, пока не изучила каждый дюйм картины.

На картине была Эшлин, которая развалилась в покрытом буйной растительностью саду. В её волосах, на теле и вокруг рассыпались цветочные лепестки. Но лепестки не были лепестками, а лицами.

Слишком много лиц. Здесь были воины, их женщины, лица, которые Виола не узнавала, и те, что узнала... включая и собственное. Она быстро отвела взгляд от своего изображения, решив обдумать его присутствие на картине в более безопасное время.

Одна из рук Эшлин была обнажена и до локтя покрыта татуировкой. Пламя и снегопад сплелись вместе, и хотя пламя должно было растопить снег, а снег погасить огонь, эти стихии как-то подкармливали друг друга, становясь ярче и сильней, перемещаясь вверх по её руке.

Перед Эшлин располагался водоём с отражающей поверхностью, из тёмных глубин которого на неё смотрел Мэддокс. Эшлин тянулась к нему рукой, покрытой татуировкой. Серебряное кольцо на её указательном пальце величественно святилось.

Нервные окончания Виолы покалывало. Она видела картины, подобные этой и раньше, но не могла вспомнить, где и когда. Что Виола действительно знала, так это то, что каждый цвет, каждое лицо, каждый дюйм что-то означает. По-настоящему. Это был символизм во всей красе. Только она не знала, как его расшифровать.

– Кто это нарисовал? – Спросила Виола, испытывая благоговейный трепет. Она выпрямилась и отвернулась от картины прежде, чем потеряет часы своей жизни. Также, как она теряла часы каждый раз, когда замечала своё отражение.

– Даника, женщина Рейеса, – пробормотал Мэддокс.

Даника. Хм. Теперь, когда картина была за спиной Виолы, она позволила себе задаться вопросом о своём присутствии на ней. Виола лишь этим утром познакомилась с Даникой. Женщина казалась человеком, но после увиденного, Виола поняла, что в ней что-то большее.

– Изысканное произведение.

– Все её творения таковы, – произнесла Эшлин с гордостью.

– Она видит будущее?

– Мы не будем обсуждать это, – ответил Мэддокс.

Значит, да, видит.

– Даника, несомненно, захочет нарисовать мой портрет. Мне придётся проверить свой график и посмотреть, есть ли у меня свободное время, чтобы попозировать ей.

"Если нет, то я найду его. Я должна расспросить её. Хочу больше узнать о себе."

Эшлин снова захихикала, а Мэддокс – нахмурился.

Он положил свою женщину на кровать и накрыл одеялом. Затем пригладил волосы у её лба так нежно, словно Эшлин была хрупким новорожденным.

– Что ты хочешь, милая? Скажи, и я тут же это достану.

Эшлин изящными пальцами погладила свой живот. На её пухлых губах заиграла нежная улыбка.

– Мне бы очень-очень хотелось апельсин. Но только один. В прошлый раз, когда у меня появилось это желание, ты мне притащил целую рощу.

– Я принесу тебе самый лучший, самый сочный апельсин, который ты никогда ещё не пробовала. – Задержавшись, словно не мог отвести от неё взгляд, Мэддокс погладил Эшлин по щеке. Затем, вынудив себя оторваться от неё, он бросил угрожающий взгляд на Виолу.

– Ты будешь охранять её ценой своей жизни. А если причинишь ей боль, даже нечаянно... – Он сжал руки в кулаки.

– Не можешь придумать что-нибудь достаточно ужасное? – Виола на мгновение задумалась. – Могу я предложить извлечение внутренних органов? Ты можешь подвесить меня к потолку за мои кишки. Это было бы действительно ужасно.

Мэддокс уставился на неё.

– Однако, хочу предупредить. Кишки розового цвета, а розовый – мой любимый. Постойте. Кого я обманываю? Мне нравятся все цвета. Поэтому, если пойдёшь этим путём, будь готов влюбляться в меня снова и снова.

Мэддокс захлопнул рот и скривил губы.

– Значит так. Я остаюсь, а ты, Виола, идёшь за апельсином.

– Как бы не так. Если только мы не пойдём вместе, и ты понесёшь меня. – От всей этой ходьбы у Виолы пульсировали ноги.

Мэддокс посмотрел на дверь, затем на Виолу, затем снова на дверь и снова на Виолу.

О, да ладно.

– Живущий здесь ангел уже сказал вам, что я чиста сердцем, мне можно мне доверять, и бла-бла-бла. – Что удивило Виолу, потому что она не была уверена, что когда-нибудь была чиста сердцем. То, что воины поверили тёмноволосой девушке без малейших колебаний, действительно удивило её. По идее, они самые подозрительные существа на земле. – О, и захвати апельсин для меня, но положи его рядом с гамбургером и картошкой-фри. Я пропустила обед.

Отпустив несколько угроз в её адрес, Мэддокс наконец вышел из комнаты.

– Чрезмерно ужасная мамочка, – пробормотала Виола. – Фу!