Самый темный соблазн (ЛП)

— Именно поэтому ты и пропустишь нас, — Уильям мило улыбнулся ей. — Кроме того, из-за этого я пропустил послеобеденный сон с грязевыми масками. Я назначаю порядок очереди и говорю, что Парис будет следующим.

Камея нахмурилась. Она была одной из красивейших женщин, которых Парису доводилось видеть. Даже красивее Виолы. У неё были длинные чёрные волосы и глаза цвета жидкого серебра, а губы были столь же мягкие и влажные, как лепестки роз.

— А вам известно, что около одного процента появляются на свет мёртвыми? — спросила Камео. Хныканье из её голоса исчезло, оставив место страданию.

А ещё она была жуткой занудой.

"Кто-нибудь, загоните мне уже кинжал в сердце", — подумал Парис. Поскольку Камео была хранителем демона Страдания, звука её голоса всегда было достаточно, чтобы довести парня до слёз. Добавить к этому статистику смерти, которую она так непрошенно сейчас выдавала, и можно наблюдать, как вечеринка сдувается как воздушный шарик.

— Кто-нибудь поживее найдите для этой бедной девочки леденец на палочке и засуньте ей его в рот, — крикнул Уильям, проталкивая Париса мимо Камео к двери. Он даже не потрудился постучать и получить приглашение изнутри. — Ладно, дамочки. Наша очередь.

Возле кровати сидел Рейес — воплощение тьмы и угрозы, с левой стороны от него находился Страйдер — светловолосый гигант. Оба воина радостно ворковали над плотно завёрнутым в одеяльце ребёнком в руках у Рейеса.

Бледная, явно ослабевшая Эшлин лежала на кровати. Мэддокс сидел возле неё с другим свёртком на руках.

— А ну-ка разошлись, — добавил Уильям. — Парис хочет увидеть Смит и Вессон (аналогия с револьвером "Smith & Wesson"; — прим. пер.).

— Не называй их так, — сказал Мэддокс. Парис никогда не слышал, чтобы хранитель Насилия, говорил столь нежным тоном. Это поражало больше, чем удар кулаком в лицо.

— И как же мне их, по-твоему, называть? Дерьмо и Насмешка? Кулак и Коленная чашечка? Не-а, мне подобное не по душе. Молоток и Гвозди? Приятель, эти дети жуткие гангстеры. Им нужны настоящие имена, а не то бла-бла-бла скучное дерьмо, которым вы их нарекли.

Рейес поднялся и медленно подошёл, чтобы передать свёрток Уильяму. Тёмный воин похлопал Париса по плечу, перед тем как удалиться, и Страйдер поступил так же. Только прежде чем уйти он произнёс:

— Найди меня в спортзале, когда закончишь.

Сопротивляясь недоброму предчувствию, Парис кивнул. Когда два воина вышли, закрыв за собой дверь, Парис выкинул предстоящий разговор из головы. Он подошёл к Уильяму, который, казалось, прекрасно управлялся со столь хрупким существом. Парис втайне надеялся когда-нибудь завести собственную семью. Он не хотел ребёнка от случайной связи. Сейчас же, с Сиенной, у которой не была шанса стать матерью…

Он хотел дать ей это.

Он взглянул на первую полукровку человека и демона на руках у Уильяма, чудного младенца, присоединившегося к их команде, и то, что он увидел, потрясло его до глубины души.

— Великолепная маленькая демонесса, не так ли? — широко улыбаясь, произнёс Уильям. Он пощекотал её животик. — О да. Она в самом деле такая.

Весело агукая, малышка махала кулачками. Её широко распахнутые глаза были ясными, мерцали оранжево-золотыми переливами, и в них светился такой разум, несмотря на то, что девчушка смотрела на Уильяма с полнейшим, абсолютнейшим обожанием. И она воистину была великолепна. У малышки уже была небольшая копна кудрявых волос медового оттенка. Но что ещё больше поражало? У девчушки был полный рот зубов. Настоящих, острых зубов. И разве не прелесть её кулачки? На её пальчиках были загнутые коготки.

— Сможет ли она когда-нибудь сойти за человека? — тихо спросил он, вероятно не желая быть услышанным чувствительной матерью.

— Может, да, а может и нет, — ответила Эшлин. — Время покажет. В любом случае, они оба прекрасны за пределом воображения.

Понятное дело, она услышала его. Эшлин была человеком, но обладала способностью расслышать любые слова на любом расстоянии и вне зависимо от того, сколько времени прошло с момента их произношения. Это являлось её проклятием. И вряд ли близнецов обрадует отсутствие возможности скрыть хоть что-нибудь от мамы.

— Как её зовут? — спросил Парис.

— Эвер, — сказал Уильям с немалым отвращением.

Эвер покачала кулачком в воздухе. С гордостью? Или гневом?

— Имя идеально, как и она сама, — сказала Эшлин. Её веки затрепетали и опустились, как будто ей с трудом удавалось бодрствовать.

— Поспи, милая, — сказал ей Мэддокс. — Я обо всём позабочусь.

— Спасибо, — сказала Эшлин, вздыхая, её голова уже накренилась в сторону.

— Хочешь подержать её? — спросил Уильям Париса.

— Эшлин? Нет, спасибо. — Мэддокс размозжит ему голову, что в общем-то сделал бы и Парис с каждым воином, который бы попытался подержать Сиенну. Хотя никто бы не смог увидеть её в тот момент, кроме Уильяма и, быть может, Люциена.

Уильям закатил глаза.

— Ты знаешь, кого я имел в виду. Малышку. Эвер.

— О, гм, да. Я точно знаю, кого ты имел в виду.