Самый тёмный час

А мне даже не хватило смелости признаться ему в своих истинных чувствах.

Теперь же и возможности такой не представится.

— Конечно, — заверила я отца Доминика. — Я вам обещаю.

Но, по-моему, даже он понимал, что я говорю неискренне.

Глава 9

Охота на привидений — весьма непростое дело.

Казалось бы, что может быть легче, не правда ли? Ну докучает тебе призрак — так возьми сделай из него, ну знаете, отбивную, и он сам уберется.

Ага. К сожалению, все не так просто.

Хотя это не означает, что приготовление отбивной из призрака не приносит терапевтической пользы. Особенно для таких, как я — скорбящих. Потому что именно этим я, конечно же, и занималась. Скорбела по Джессу.

Если не считать того, — и я не уверена, применимо это ко всем медиаторам или только ко мне, — что моя скорбь проявляется не так, как у всех нормальных людей. В смысле, когда меня пришибло осознанием того, что я больше никогда не увижу Джесса, я села и выплакала все глаза.

Но затем кое-что произошло. Моя грусть трансформировалась в ярость. В настоящее бешенство. Было уже за полночь, а я сидела и кипела от злости.

Не то чтобы я не хотела сдержать обещание, данное отцу Ди. На самом деле хотела. Но просто не могла. Так же, как и Джесс, судя по всему, не смог сдержать свое.

Так что не прошло и пятнадцати минут после телефонного звонка отцу Дому, как я вышла из ванной (Джесса, конечно, не было, и я могла переодеваться в комнате, но от старых привычек трудно избавиться), полностью экипированная для ловли призраков, включая пояс с инструментами на талии и толстовку с капюшоном, которая — даже я готова была это признать — могла показаться несколько излишней, как для июля в Калифорнии. Но уже наступила ночь, а наползающий с океана в предрассветные часы туман может быть холодным.

Не подумайте, будто я всерьез не размышляла о том, что предлагал сделать отец Ди. Ну, о том, чтобы рассказать обо всем маме и убрать ее и Аккерманов подальше отсюда. Я крутила эту мысль и так, и сяк. Но чем больше я над этим думала, тем абсурднее вырисовывалась картина. В смысле, прежде всего, мама — тележурналист. Она просто не из тех, кто верит в призраков. Мамуля верит лишь в то, что может увидеть, а помимо этого — в то, существование чего доказано наукой. Однажды я попыталась ей все объяснить, но она совершенно меня не поняла. И тогда я осознала, что никогда и не поймет.

Так как же я могу ворваться в мамину спальню и заявить ей и ее новому мужу, что им нужно выметаться из дома, потому что меня преследует мстительный дух? Не поверите, как быстро она бросится звонить своему нью-йоркскому психотерапевту, чтобы подыскать местечко, где я смогла бы «отдохнуть».

Так что этот план отпадал.

Но ничего страшного, потому что у меня был другой — намного лучше. Тот, о котором, на самом деле, мне следовало подумать сразу же, но, наверное, все это обнаружение-и-извлечение-из-дыры-на-моем-заднем-дворе-скелета-парня-в-которого-я-влюблена слишком на меня повлияло, и потому он не пришел мне в голову, пока я не созвонилась с отцом Ди.

Но как только меня осенило, я поняла, что этот план действительно идеален. Вместо того, чтобы ждать, пока Мария нанесет мне визит, я просто пойду к ней и, ну…

Отправлю ее туда, откуда она пришла.

Или превращу в сгусток дрожащей слизи. Смотря, что получится раньше.

Потому что даже с учетом того, что призраки, само собой, уже мертвы, они все еще могут ощущать боль так же, как людям, утратившим конечность, периодически кажется, будто та чешется. Призраки знают, что если им в грудь воткнуть нож — это должно быть больно, поэтому и почувствуют боль. Рана даже какое-то время будет кровоточить. Затем, конечно, они оправятся от потрясения, и порез исчезнет. К сожалению, раны, которые они, в свою очередь, наносят мне, исцеляются далеко не так быстро.

Но все равно. Это работает. Более или менее.

Порез, нанесенный мне Марией де Сильва, остался незамеченным, но это не имело значения. То, что я собиралась сделать с ней, уж точно будет бросаться в глаза. А если повезет, ее муженек окажется поблизости, и тогда я смогу сделать с ним то же самое.

И что такого может случиться, если все пойдет не по плану, и эти двое возьмут надо мной верх?

Что ж, это самый крутой момент во всей истории: мне было абсолютно все равно. Серьезно. Я выплакала все свои эмоции до последней капли, и сейчас мне было просто плевать. Это не имело значения. Действительно не имело. Меня охватило оцепенение.

Настолько сильное, что когда я перекинула ноги через окно спальни и приземлилась на крышу над крыльцом — обычный способ, которым я выбиралась из дома, когда не хотела, чтобы кто-нибудь внутри узнал, что я куда-то собираюсь, — я даже не заметила вещей, на которые, как правило, обращаю внимание. Например, зависшую над бухтой луну, из-за которой все предметы вокруг отбрасывали черные и серые тени, или запах огромной сосны, растущей около крыльца. Все это было неважно. Ничто из этого не имело значения.