На самом деле горячий чай и свежий хлеб с медом Ивана интересовали меньше всего. Просто хотелось поговорить с человеком, занимавшим беспокойную должность поселкового председателя. Судаков ежедневно мотался не только по поселку, но и по всему району, встречаясь с разными людьми и решая множество вопросов.
«Вдруг Павел Андреевич слышал об убийстве священника? — подумал майор. — Мужик он правильный, член партии, воевал, до Кенигсберга дошел… Вон как в прошлый раз активно помогал! Да, село Челобитьево находится на восемнадцать километров ближе к Москве, но чем черт не шутит?..»
Они вошли в скромный кабинет. Судаков предложил стул, сам распалил керосинку и поставил чайник.
— Вот электричеством занимаемся, столбы устанавливаем вдоль дороги. Скоро свет, значит, к нам проведут. Заживем! — с гордостью доложил он. — А ты, Иван, значит, все жуликов ловишь?
— А куда ж деваться? — Майор снял фуражку и вытер рукавом пот. — Днем и ночью ловлю, да только их, гадов, меньше почему-то не становится.
— Да-а, развелось этой парши за время войны. Ничего. Если дружно возьмемся — выведем!
— Это точно… Сейчас вот убийство священника расследуем, — сказал Старцев и внимательно посмотрел на Судакова.
Тот перестал кромсать ножом свежий хлеб.
— Это не того ли, из Челобитьева?
— Того. Уже слышал?
— Так об этом в поселке сразу заговорили. Его ж ночью убили?
— Ночью.
— Вот. А на следующий день уже вся округа знала.
— Быстро здесь слухи расползаются, — вздохнул Иван, расстегивая верхнюю пуговицу рубахи. Глянув на телефонный аппарат, спросил: — Работает?
— Работает.
— Позвоню?
— Конечно.
Дозвонившись до управления, Старцев попросил телефониста соединить его с отделом.
— Да, слушаю, — поднял трубку Егоров.
— Вася, это я, Старцев. Как продвигается работа?
— Хорошо, что позвонил, Харитоныч! Тут такое дело, — начал заместитель без долгих предисловий. — Комиссар Урусов связался с начальником Главного архивного управления НКВД СССР.
— Знаю такое. Что он ответил? Дела предателей для изучения даст?
— Даст, но вопрос в другом.
— В чем же?
— Всего по Смоленску полицаев получается многовато — около четырехсот человек.
— Да ты что? Неужели около четырехсот? — не поверил своим ушам Старцев.
— Да ты не пугайся, — поспешил успокоить его Егоров. — Во-первых, это за весь период оккупации: с сентября сорок первого по октябрь сорок третьего. Во-вторых, в этом списке шестьдесят процентов — не местные, не смоляне, а с других регионов или же бывшие военнопленные, давшие согласие сотрудничать с немецкой военной администрацией. И, наконец, в-третьих, половины из составленного мной списка уже нет в живых.
Иван поскреб пятерней голову и молниеносно принял решение.
— Значит, так, Вася, выбери из этого списка только тех, кто, во-первых, до сих пор жив. Во-вторых, меня интересуют те, кто добровольно подался к немцам и стал полицаем в первые дни оккупации, то есть чтобы на момент прихода в Смоленск немецких войск эти люди проживали в городе. Ясно?
— Яснее не бывает. Сделаем.
— Все, давай работай. В двадцать сорок пять я буду в отделе…
Судаков заварил свежий чай, поставил перед гостем кружку. Разложил на газете нарезанный хлеб, поставил рядом бидончик с медом.
— Угощайся.
Старцев зачерпнул столовой ложкой ароматный янтарный мед и дал ему растечься по ломтю хлеба. С удовольствием откусив, покачал головой:
— Вкуснотища!..
— Свежий, липовый. Сегодня у нашего пасечника Алексея Даниловича купил.
— Павел Андреевич, а что интересного в поселке говорили про убийство священника?
— Интересного?.. — задумался тот. — Поговаривали, будто за полгода до убийства его помощник пропал, живший при церкви. Послушник.
Иван хотел отхлебнуть чаю, да так и застыл с кружкой в руке.
— Послушник? При церкви в Челобитьеве жил послушник?
— Вроде жил. Да я не знаю толком, Иван Харитоныч. Это ж все слухи, сам понимаешь. Я и не был ни разу в том селе. Все мимо да мимо.
— Странно. — Старцев поставил кружку на стол. — Почему же нам раньше никто о нем не рассказал?
Поднявшись со стула, он сгреб фуражку, взял тросточку и начал прощаться.
— Спасибо за угощение, Павел Андреевич. В другой раз обязательно посижу подольше. А сейчас извиняй — дела…
По дороге в Москву Иван приказал водителю завернуть к участковому инспектору, отвечавшему за порядок в селе Челобитьево.
Автомобиль затормозил у скромного домишки. Фамилию участкового Иван припомнить не смог, зато вспомнил краткую характеристику, выданную на него Егоровым: «Смышленый молодой парень. Младший лейтенант. Повоевать не успел, но дело знает и к обязанностям относится ответственно».
— Девятнадцать тридцать. Надеюсь, лейтенант закончил свои дела и уже дома. — Старцев оставил фуражку на заднем сиденье и выбрался из машины.
Поднявшись по скрипучему крыльцу, он трижды постучал тростью в дверь. Открыли быстро. В проеме показался коротко стриженный парень лет двадцати — среднего роста, крепкого телосложения и довольно приятной наружности. Вот только говорить он не мог, поскольку интенсивно что-то жевал.
— Старший следователь Московского уголовного розыска майор Старцев. — Иван показал удостоверение.