Самый страшный след

Молодухи искали работу в Москве или в ближайших подмосковных городках. Единственная торговая лавка, устроенная на центральной улочке рядом с почтовым отделением, открывалась на час-полтора трижды в неделю. Каждый раз у обитой цинком двери вырастала очередь из местных сельчан, которые моментально раскупали доставляемые грузовиком хлеб, крупу и водку. По большим праздникам скудный ассортимент лавки разбавлялся мороженой рыбой, макаронами и консервами.

Посреди этой беспробудной серости воскресное посещение церкви, где проводил торжественные богослужения уважаемый всеми настоятель церкви отец Илларион, являло собой редкое и благостное просветление. Голос пожилого священника обладал красотой и силой. Его службы собирали практически все население округи.

Последним этапом совещания в чистом поле стало обсуждение и анализ. Выговорись. Выплеснули все, что накопилось, и поехали в управление…

Трясясь на кочках Медведковской улицы, муровцы молчали. Каждый думал о своем, но мысли так или иначе возвращались к убийству священника из небольшого села.

Когда автомобиль пересек железнодорожные пути и поехал по Марьиной Роще, сидящий рядом с водителем Старцев набрал полную грудь воздуха и на протяжном выдохе произнес:

— Не-ет, граждане, это определе-енно цыгане. Других вариантов не вижу. Хоть лопни.

Не видели вариантов и Васильков с Егоровым, расположившиеся на потертом дерматине заднего дивана. Всем казалось, будто истина лежит на поверхности: слухи о накопленной в церковной кассе сумме долетели до табора, благо расстояние небольшое — всего шесть верст. Яков Чернов загорелся желанием завладеть деньгами и с подручными вломился в дом священника. На месте возникла потасовка, в результате которой смертельные травмы получили отец Илларион и сам Чернов.

— Тем не менее белые пятна в этой истории остаются, — слабо возразил Васильков. — И самое большое из них — тело погибшего цыгана. Почему подручные не забрали его?

— Испугались, — с завидной уверенностью предположил Егоров.

— Чего?

— Смерти своего подельника. Не рассчитывали на серьезное сопротивление старика, а тут — бац! Получите-распишитесь.

— Или слишком спешили обчистить церковную кассу, — подсказал Старцев.

Александр не унимался:

— Но ведь тело соотечественника — это серьезная улика. И подсказка для следствия. Не будь этой подсказки, нам и зацепиться было бы не за что.

— Это мы с вами понимаем, а они… Ладно, не будем спорить, — примирительно сказал Старцев. — Сейчас прибудем в управление, сходим в столовку, перекусим горяченького и придумаем, как заполучить подтверждение нашей версии про цыган.

Глава третья

Смоленск

Сентябрь 1941 года

На стуле рядом с большим письменным столом дожидался собранный саквояж с документами и самыми необходимыми вещами. Его хозяин вот уже несколько минут не находил себе места — метался по кабинету.

Какого-то смысла в этих перемещениях не было, так как мысли в голове путались, и он никак не мог сообразить, что же делать в этой крайне опасной ситуации. Водитель служебного автомобиля по фамилии Величко отправился в гараж еще утром. Он должен был проверить состояние машины, заправить бензином полный бак, взять пару запасных канистр и необходимый инструмент.

Затем он намеревался завернуть к себе домой за личными вещами и прибыть на пересечение улиц Большой Советской и Социалистической к зданию районного комитета ВКП(б). Перекресток хорошо просматривался из окон кабинета, лишь парочка деревьев закрывала пышными кронами тротуар и уходящую влево улицу. Но сколько за последние полчаса Пономаренко ни выглядывал в открытое окно — ни Величко, ни его, Пономаренко, служебного автомобиля не было.

Перегнувшись через подоконник, Пантелеймон Кондратьевич в очередной раз посмотрел на проезжую часть.

Никого. Возле подъезда по-прежнему стоял грузовик, в кузов которого два работника райкома складывали документы из архива. С краю у откинутого борта уже скопилось десятка два перевязанных бечевкой толстых бумажных стопок.

— Ну, сколько можно ждать?! Где носит этого пройдоху?! — раздраженно проговорил Пантелеймон Кондратьевич, вытряхивая из пачки папиросу.

Чиркнув спичкой и выпустив клуб дыма, он резко отвернулся от окна с распахнутыми створками. В городе стояла зловещая тишина, от которой по спине пробегал неприятный озноб. Еще несколько минут назад в километре от городского центра гремела канонада, а мимо здания райкома тянулась бесконечная вереница солдат и гражданского населения, ехали грузовые автомобили, громыхали колесами запряженные лошадьми телеги. А теперь все звуки прекратились, и от этого Пантелеймону стало не по себе.

Внезапно послышались торопливые шаркающие шаги — кто-то быстро шел по пустому коридору райкома.

Служебного автомобиля внизу не было, значит, Величко по коридору идти не мог. Тогда кто?..

Пантелеймон Кондратьевич повернулся к двери и напрягся; правая ладонь инстинктивно нащупала рукоятку спрятанного в кармане брюк «браунинга».

Человек поравнялся с кабинетом, и тотчас раздался громкий стук в дверь.