Самый приметный убийца

Но Светка не собиралась ничего отрицать. Она сидела в чужом дровяном сарае, опухшая от слез. Вид у нее был настолько жалкий, что даже названый братец передумал устраивать над ней расправу. Однако Ольга после разговора с фрицем, пусть и пострадавшим, была настроена неумолимо:

– Ты! Дрянь такая! Ты хоть понимаешь, что натворила?!

– Да-а, – ныла Светка, морщась и держась за голову.

От плодотворной, длительной да к тому же бесшумной истерики она дрожала и икала попеременно так, что щепа для растопки сыпалась сверху.

– Да ей теперь бежать свечку ставить, толщиной с дуб, – мрачно вставил Колька. – Дойди эта пачка до всех заключенных… эх!

Сгоряча Санька, иссякнув на слова, отвесил сестрице крепкий подзатыльник. Она немедленно разревелась вновь, уткнулась в него, обхватила руками.

– Ну вот, – застыдившись, он тоже обнял дуреху, – чего сырость-то сейчас разводить? Ты, курица, сообрази: вот если бы фриц рассказал врачу или милиционерам, кто ему эту соль подогнал? Соображаешь? Это же убийство, массовое…

– …к тому же военнопленных! – немедленно вступила Ольга. – Это не твое личное дело, это дело политическое, это подрывает международный авторитет нашей Родины. Международный авторитет, Света!

– Оль, ну не дави, – попытался встрять Колька и немедленно получил отпор.

– Ты кого покрываешь, Пожарский? Она же начштаба! Она же актив! Свинья в овчине!

– Почему свинья-то? – переспросил Санька, потихоньку переправляя сестрицу себе за спину. Неистребимая привычка постоянно заступаться за это плаксивое и любимое существо.

– Да уж не волк – точно, – пояснила Оля, переводя дух. Этот глупый вопрос почему-то подействовал на нее успокаивающе, во всяком случае, желание отвинтить эту тупую голову с косичками поугасло.

– А кто? – немедленно осведомился Колька, уловив этот момент.

– А вот ты ее спроси, кем она себя во сне увидела, чей подвиг повторяла?

– Зины, – едва слышно икнула Светка, отрывая от Санькиной рубахи зареванную мордочку.

– Что за Зина?

– Порт… ик, Портнова.

– Ты дура? – прямо спросил брат, отодвигая ее от себя и вглядываясь пытливо. – Зина не военнопленных травила, а захватчиков!

– А все равно враги, – угрюмо заявила Светка.

– Дура, – горестно, точно подтверждая диагноз, сообщил окружающим Санька. – Эх, товарищи, каких людей теряем…

Пришла пора Кольке напомнить:

– Полегче, сам-то давно ли в себя пришел?

– Я покаялся, встал на путь исправления и сотрудничества, – твердо заявил Приходько, – а эта вот…

– С «этой вот» сейчас поработаем, – пообещал Колька, начиная расстегивать ремень.

Светка, сообразив, к чему идет, взвизгнула, поползла по-крабьи, перебирая ногами и руками, ткнулась в штабель. Посыпались дрова.

– Ну вылезай, вылезай, – пригласил Колька, шлепая ремнем по ладони, – там все равно стена крепкая, не просочишься.

– Не вылезу, – трусливо, но решительно заявила мелкая из-за кучи, – ты драться будешь.

– Обязательно будет, – подтвердила Оля, – я его знаю. Но есть идея.

– Какая? – проблеяла Светка из-за «баррикады».

– Ты нам честно рассказываешь, зачем ты это все натворила, а мы тебя не будем пороть.

– А в милицию?

– И в милицию не поведем, – подтвердила Оля, – а фриц никому ничего не расскажет. Он поклялся.

Светка, ворочаясь, как крупная мышь, вылезла из-под полешек.

– Никакой он не фриц, – угрюмо заявила она, – его дядя Коля зовут. Он мне гимнаста на перекладине подарил, который кувыркался.

Рассказ о проникновении коварной диверсантки в среду военнопленных занял не более четверти часа. Сначала обменялись – за фанерную игрушку Светка принесла какую-то снедь, потом, слово за слово, подружились, «дядя Коля» показывал девчонке фото своих дочек, рассказывал, как в плен попал, она ему рассказывала про себя, про свои радости и злоключения. Выяснилось, что «дружба» эта длилась – ни много ни мало – три месяца, и об этом понятия никто не имел. И вот, по истечении целых трех месяцев, эта зараза, не моргнув глазом, подсовывает доверчивому другу… отраву.

Некоторое время по окончании рассказа все молчали. По лицу Кольки было видно, что желание снова задействовать ремень вспыхнуло в нем с новой силой; выражение на физиономии Саньки было такое скверное, что и сказать нельзя. Оля, стараясь подбирать слова и говорить помягче, наконец, спросила:

– Светочка, как же ты могла… так?

– Я сама не знаю! Я бы ни за что! – крикнула девчонка, зажмурившись. – Но приказ есть приказ, она мне сказала, я и сделала!

– Кто – «она»? – зло выплюнул Санька. – Баба Яга? Смерть с косой? Подляна одноглазая?

– Лиза, – трусливо призналась Светка.

– Что за Лиза? – осторожно осведомился Колька.

– Чайка.

– Чайка, – повторила Оля. – Это что, фамилия такая?

Светка на минутку задумалась, но потом глянула с удивлением:

– Оля, неужели ты не знаешь, кто это?

– Я-то знаю, – осторожно призналась Оля, – но не совсем уверена…

– Как же так. Она же пионер-герой, Герой Советского Союза! – с укором напомнила Светка. – Организовывала отряд, била фашистов! Неужели не знаешь!

– Та Лиза, которую знаю я, была расстреляна фашистами в ноябре сорок первого, – заметила Ольга.