Гражданка Иванова излагала леденящую душу историю о пропаже новенькой, только что купленной сковороды «чугунной, нашлепка вот тут, на боку, арт-Сталинград, ручка ухватистая с дыркой для подвешивания, распиленная для удобства», которая была оставлена на общей кухне остывать после торжественного ритуала прокаливания.
– Новехонькая, – со слезами в голосе причитала женщина, – третьего дня купила. И без присмотра сковородка была-то – ну, от силы с полчаса, и никого чужого на кухне не было, дочка забегала чаю согреть. Что же такое творится-то, на нищету позарились! Только голову приподняла, граждане, старая-то сковорода еще от мамаши моей осталась, с до революции еще!
Акимов, с выражением безнадеги на лице, добросовестно записывал все подряд. Остапчук даже хмыкнул – учишь его, учишь…
– Ты, гражданка Иванова, не переживай, – внушительно заявил Иван Саныч, – найдем твою сковородку, если будет на то счастливая удача. Тут сама видишь, что происходит, – он для наглядности потряс захваченное ухо, – волна преступности…
– Все у вас хиханьки, – проворчала пострадавшая. – Вы найдите сперва такую сковородку, потом зубоскальте. Галина ваша за пропажу такую голову бы вам отъела!
– Ну-ну…
– А, – отмахнулась Иванова, расписалась, где указано, и ушла.
Акимов, разминая затекшую шею, с наслаждением разогнулся. И удивился:
– О, и Приходько тут?
– Сам видишь. Сидеть! – скомандовал Остапчук, и Санька устроился рядом с Масловым, задрав свой нос рядом с его. – В чужом саду яблоки воровал, да не один.
– Остальные где?
– Разбежались.
– А этот что не убег?
Саныч осекся, недоуменно поскреб подбородок:
– А точно. Приходько, ты чего не сбежал?
– Больно надо, – не без презрения отозвался тот.
– Ага. – Акимов поднял бровь, глянул на Остапчука. Тот спросил, кивнув на Маслова:
– Этот что?
Сергей пояснил:
– Да вот, выловил на толкучке. Спекулировал, негодяй.
– Яблочками, стало быть? – со значением уточнил Остапчук, помедлил, вздохнул и принялся снимать с пояса ремень. Одновременно он вел с сослуживцем такого рода разговор:
– Я так понимаю, Сергей Павлович, что во всем виновата безотцовщина и полное отсутствие воспитания. Взрослым некогда, кровь проливают, комсомол у станков стоит, вот и разболтались. Не понимает подрастающее поколение повестки дня. А в итоге возникает устойчивая криминальная ячейка, то бишь устойчивая группа – шайка… Так?
– Пожалуй, – осторожно поддакнул Акимов, бросив взгляд на «задержанных», у которых небрежные позы сменились на совершенно иные: ручки, сложенные на груди, переползли под седалища, нахально сузившиеся глазки вытаращились и полезли на лоб.
Остапчук, вынув ремень, сложил его вдвое и звонко хлопнул полотном о полотно:
– Вот я и думаю: пока руководство в отсутствии, имеет смысл разъяснить ребяткам их заблуждения. Как полагаешь?
Акимов неопределенно хмыкнул и плотоядно оскалился, а сержант продолжил:
– Ну-с, кто первый на порку?
– Права не имеете, – пролепетал Приходько, меняясь в лице.
Остапчук посоветовал:
– Ты рот-то закрой, а то я вас заставлю друг друга высечь. Тогда совершенно неловко получится.
– Забавник ты, Иван Саныч, – заметил капитан Сорокин, появляясь, как всегда, неслышно и не вовремя.
Остапчук смутился от нежданного комплимента, а начальник продолжил:
– Что у нас на обед сегодня?
– Несовершеннолетний Маслов, спекуляция, – доложил Акимов, козырнув.
– Такого же рода Приходько, кража, – добавил Остапчук, вдевая ремень на место.
– Неправда, – негромко и спокойно заявил Санька.
– Что же ты, гаденыш, городишь, – возмутился сержант, – когда я тебя сам за ухо выловил. Остальные вот сбежали.
Сорокин некоторое время молчал, переводя взгляд с одного пацана на другого, потом, сделав выбор, указал на Приходько:
– Ну-ка, голубь, пойдем со мной. А этого вот, – он указал на Маслова, который снова сидел с безмятежным видом, точно его все это не касается, – поместите пока в холодную, пусть посидит, отдохнет.
Маслов немедленно воспрял:
– Это с чего вдруг?
Сорокин, будто спохватившись, шлепнул себя по лбу:
– Точно! Я-то сперва решил, что тут у нас не просто спекуляция, а организованная преступная группа, так что и вопрос стоит наисерьезнейший. Теперь-то вижу – ни при чем Витька-то!
Он ласково потрепал Маслова по плечу:
– Иди, парень, отдохни, умаялся ведь, после уроков-то. Сергей Палыч, проводи. – И незаметно для Витьки подмигнул. Акимов понимающе кивнул.
Остались в кабинете втроем. Николай Николаевич начал снова:
– Витька-то что? Ему-то ничего, у него всего-навсего корзинка яблок. Ну что, яблоки как яблоки? А вот откуда они взялись – вопрос крайне интересный и статья Уголовного кодекса, прямо сказать, совершенно другая. Поэтому Маслов пусть гуляет, а с тобой мы будем работать. Пройдем.
Он распахнул дверь, вежливо пропустил бледного, но гордого Приходько, имевшего вид пионера-героя, идущего на расстрел, – парень выдвинул подбородок и демонстративно заложил за спину руки.
Остапчук, повздыхав, поставил чайник. Некоторое время спустя появился Акимов, донельзя довольный.
– Неужто отпустил? – спросил недоверчиво Иван Саныч.