Самый надежный и правдивый метод избавления от любой вредной привычки. Метод Шичко

Из друзей, наиболее близких ко мне, от алкоголя погибло двое. Это Игорь Петров и Сергей Ревенко, и оба в 30 лет.

Игорь Петров и я учились в одной школе, хотя Игорь был немного старше. Учился Игорь хорошо, характер очень спокойный, немного обидчивый. Среди ребят пользовался большим уважением, был не жадным, готовым поделиться последним. Жили мы в соседних домах. Вечерами собирались во дворе, обычно человек десять, все свои. Играли в теннис, футбол, зимой в хоккей. Как-то вечером один из друзей вынес из дома вина, да не одну бутылку. Был праздник. Выпили, опьянели, всем понравилось. По-моему, вот с этого и начались у нас массовые выпивки, хотя все, конечно, пробовали выпивку и до этого. Выпив, все становились веселее, а вот Игорь, выпив, иногда думал, что смеются над ним, и незаметно уходил. На одном из праздников, когда он, выпив, захотел уйти, это заметили и не стали его отпускать, тогда он вышел на балкон покурить и спрыгнул со второго этажа, с ним ничего не случилось, он встал и ушел. Затем, походив минут тридцать, он пришел как ни в чем не бывало и праздновал дальше. Правда, до этого случая мы пили ежедневно несколько лет. И на эту выходку никто не обратил внимания. А зря. В ночь с 31 декабря на 1 января, на Новый год, Игорь поехал к родному брату в гости на пр. Черкасова и, выпив, вдруг захотел уйти, вышел на балкон и прыгнул, но этаж оказался девятым...

Диагноз – белая горячка, приобретенная злоупотреблением алкоголя.

С Сергеем Ревенко мы подружились на работе. Через день работали, а выходной проводили вместе. Пили каждый выходной и много. И через несколько лет такого отдыха Сергей заработал гипертонию. Пробыв несколько месяцев на больничном, он вышел на работу, но не пил всего несколько дней, а затем все пошло по-старому, и ни я, и никто из друзей не смогли, да, наверное, не особенно и старались отговорить его от выпивки. Итог! В 30 лет кровоизлияние мозга. Водка!

Сочинение

«Мой самый позорный день»

Одним из самых позорных дней в моей жизни считаю тот день, а вернее, ночь, когда я совершенно закономерно попал в медвытрезвитель. Случилось это прекрасной июньской ночью, лет 10–12 назад.

В то время я преподавал в Ленгосуниверситете, и в этот день под моим научным руководством защитил диплом мой друг детства, с которым мы жили в одном доме и учились в одном классе. После успешной защиты вместе с другими моими дипломниками – и это было незыблемой традицией – пошли отметить данное событие в ближайшее кафе. Все было очень пристойно. После кафе все разошлись, а мы с моим другом решили продолжить и обошли еще несколько питейных точек. Мозговой яд полностью лишил меня воспоминаний о завершении этого чудесного, в смысле погоды, дня.

Когда память стала ко мне возвращаться, я не сразу понял, где я и что со мною. Кругом кровати. На одних из них спят люди, другие свободные. Больница? Ощупал себя, вроде, все цело, ничего не болит. Я встал, пошел к двери, которая оказалась закрытой. Я стал в нее стучать. Когда она открылась, передо мною возник человек в милицейской форме, который попросил меня не шуметь и не мешать отдыхать другим, в противном случае ко мне будут применены менее гуманные меры. Я понял, что нахожусь в медвытрезвителе, но так как я был еще под влиянием спиртного, то повел себя совершенно не свойственным мне образом. Я стал барабанить в дверь, требовал вызвать прокурора и угрожал работникам медвытрезвителя. Вот что может сделать с уравновешенным, спокойным человеком алкоголь. Закончилось мое выступление тем, что меня вывели из этой тихой, уютной комнаты, силой отвели в подвальное, без окон, помещение, в котором смогло поместиться только одно кресло, и совершенно голого накрепко к нему привязали. Хоть и был июнь, в этой бетонной клетке было ужасно холодно. Но так как винные пары продолжали действовать и я себя считал ужасно оскорбленным, я, к удивлению «врачей», развязался и опять стал барабанить в дверь. Закончилось это тем, что они стали лечить меня путем точечного кулачного массажа моих внутренних органов, после чего я опять был привязан. Холод быстро приводил в чувство мой отравленный алкоголем мозг. И когда через некоторое время ко мне в «палату» для одного пациента зашли «врачи», я вел себя как настоящая побитая собака. Я не думал о том, что меня могли просто забить насмерть. Весь позор и стыд, который я испытываю и до сих пор, заключается в том, что я всячески унижался перед ними, прося не сообщать о моем пребывании в их заведении на работу, так как это грозило мне прощанием с преподавательской работой в университете.

Алкоголь, который я употребил тогда, породил во мне последовательно совершенно разных, но одинаково омерзительных для меня людей. Первый – нахальный, злобный, самовлюбленный, не могущий трезво оценить ситуацию. Второй – уже достаточно трезво оценивающий ситуацию и готовый на все унижения, чтобы из нее выйти.