Самый лучший враг

Как же больно и одиноко ей должно было быть, если даже циничный Шилов, жалея ее, стал ее оруженосцем, чтобы нести часть ее ноши!

— …иктору о…ень тяжело, — угадывая мысль Мефа, продолжила Прасковья. — Он …оспитывался в Тартаре, как …овое тело Кводнона, хотя не …нал этого… А теперь не …ает, кто он и зачем живет. Если мои силы …ойдут в Шилова, то Кводнон …озродится. Но …иктор не хочет, и я не хочу… Мы …опротивляемся…

Мефодий что-то пробормотал. Он был поражен, но не потому, что не знал этого раньше, а потому, что не задумывался. Прасковья и Шилов — невероятно! Они вдвоем, по сути, держат оборону против рвущегося в мир владыки мрака. И давно уже держат. А кто-то, глядя на них, пожалуй, решит, что они и сами мрак, такие они колючие, неуживчивые, вспыльчивые. А еще о Зиге заботятся. Вот и думай после этого о людях дурно. Исли кто-то зол, ему, скорее всего, просто тяжело.

— Мне страшно! Ты …аже не…едставляешь как! — захлебываясь, говорила Прасковья. — Я злюсь, мне хочется все …азрушать!. А доспехи …алькирии. улона …оится мне даже …авать …оворит: превращусь в …едяную статую… Почему так все? …очему?

— Не знаю. А ты… просишь свет о чем-нибудь? — начал Буслаев и осекся, ощутив, что Прасковья не нуждается в его советах. Ей так больно и так плохо, что она сейчас мудрее его, потому что боль делает мудрым. Да слова Мефа слабы. Только те слова имеют силу, которые опираются на личный опыт. А сам Мефодий? Искал ли он что-то у света с должной горячностью?

Очень эпизодически, и потому только дважды или трижды в жизни, когда действительно делал это от сердца, ощущал, что услышан.

— Не смотри… Я неживая. Я Снегурочка. Я кусок льда. Обними меня! …огрей! — потребовала Прасковья.

Именно потребовала. Просить она не умела. Решившись, Мефоций прижал ее к себе. Плечи у наследницы мрака были ледяными, а щеки пылали. Почти сразу Прасковья с силой оттолкнула его, но прежде, чем она это сделала, Мефодий ощутил, что спина ее дважды вздрогнула, точно между лопаток ей вогнали нож.

— Ты что, плачешь? — спросил он.

Она опять дернулась, но на этот раз от злости.

— Кто? Я?! Всё, …ветлый …траж! …еги к …воей конфетной Дафночке! Хоть чем-то ты мне …омог! — сказала она.

Едва Прасковья, кое-как перетянувшая себе кровоточащую прядь, вышла из комнаты, как в ту же дверь навстречу ей протиснулись Варсус с Дионом. Варсус шел первым. За ним, отталкиваясь от пола широкими деревяшками, которые в бою использовались как кулачный щит, катился Дион на тележке.

На Прасковью и Варсус, и Дион едва взглянули. Оба выглядели озабоченными. Ощущалось, что у них свое дело и свой разговор. Через комнату Фулоны они прошли на балкон. На балконе, хотя и застекленном, было холодно. Варсус, желавший поговорить с Дионом наедине, выглянул наружу. На выступавшей плите тесно, как голубочки, сидели суккубы и комиссионеры, собравшиеся, чтобы пошпионить за валькириями. Болтая ногами, комиссионеры лузгали семечки, суккубы же, как верные жены, толкали их локтями и шипели: «Как ты себя ведешь?! На тебя же люди смотрят!»

Варсуса с Дионом комиссионеры пока не замечали.

— Твои суккубы, мои комиссионеры! — шепотом предложил Варсус.

Дион усмехнулся:

— А почему не наоборот? После суккубов ножи всегда духами пахнут… Ну ладно… По рукам! — соглагился он.

Варсус распахнул раму, одновременно выхватив свою дудочку. Трех комиссионеров он расплавил маголодиями прежде, чем те успели улизнуть. Дион, мгновенно подтянувшийся на перилах, расправился с двумя суккубами, причем так, что ухитрился вернуть себе метательные ножи.

— Три — два в твою пользу. Эх! Я же говорил: духами будет пахнуть! — сказал Дион, как ищейка, обнюхивая ножи. — Хотя вот эти, кажется, ничего. Хочешь?

И он протянул нож Варсусу. Тот брезгливо отодвинулся,

— Хозяин — барин! — сказал Дион, и ножи исчезли из его рук, как карты из пальцев фокусника. — Так о чем ты хотел поговорить?

— Расскажи мне о твоем бое с Ареем, — попросил Варсус.

Дион помрачнел. Он всегда мрачнел, когда речь заходила об Арее.

— Что ты хочешь узнать? Он взял мои крылья, сломал мою флейту, отрубил мне ноги! — горько сказал он, с укором боли глядя на Варсуса.

— Прости. Я знаю: тебе непросто вспоминать об этом. Почему ом не убил тебя?

— Понятия не имею! Я, знаешь ли, не собираюсь благодарить его за дарованную жизнь… Хотя и думаю, что все к лучшему… — тут Дион сделал паузу, и концы его торчащих усов дрогнули как живые.

— Что к лучшему?