Самый яркий свет

— Ты ведь говоришь не о Стюарте и Кэти, правда? Ты говоришь о нас. О себе и обо мне. Ты говоришь о том, что произошло с нами много лет назад, и считаешь, что я вел себя недостойно, что мне не хватило ни сил, ни мужества, ни доверия к тебе…

— Давай не будем отвлекаться на то, что давно прошло, — возразила Эбби. — Думаешь, Стюарт и Кэти любят друг друга? Мне тоже так кажется, но ведь мы тоже когда-то любили… По крайней мере, верили, будто любим, друг друга, и посмотри, что из этого вышло. Чтобы брак был крепким, физического желания недостаточно. В конце концов мы же сами доказали сегодня ночью, что возможно желать, страстно желать и не…

— Не хочу, чтобы Кэти постигла моя участь! — потеряв терпение, выкрикнула Эбби, не в силах больше ничего объяснять и ни в чем убеждать Сэма, понимая, как с каждым произнесенным словом она теряет власть над своими чувствами. — Не хочу, чтобы, проснувшись однажды утром, она обнаружила, что мужчина, которого она любит, мужчина, которому она всей душой верит…

— Совсем не тот мужчина, — подсказал Сэм, когда она умолкла.

— Я знала, что ты не поймешь.

— Наоборот. Я даже слишком хорошо тебя понял, — мрачно заметил он. — Но Стюарт — не я, а Кэти — не ты. Их надо оставить в покое, чтобы они могли сами найти свое место в жизни. Мы можем только любить наших детей и поддерживать.

— И ты считаешь, пусть Кэти верит, будто мы намерены воссоединиться?

— Да.

Заметив, что он собирается встать, Эбби быстро отвернулась, не в силах смотреть, как Сэм покидает ее. Ночью все было иначе, все было как будто правильно, а теперь, едва наступило утро, ей надо принимать последствия собственного нежелания видеть правду.

Сэм обратил внимание на торопливое движение Эбби и подумал, что она окончательно отвергает его, как ранее отвергло ее сердце.

И с чего я взял, что эта ночь может что-то изменить в наших отношениях? Конечно же нельзя отрицать, что Эбби хотела меня, и, Бог свидетель, я хочу ее, но, видно, все обстоит иначе. Я хочу ее сердцем и душой, а она… Она даже не понимает, как трудно мне дается молчание, как хочется мне сказать ей о своей любви, выстраданной за много лет и лишь окрепшей в разлуке.

Надо же быть таким дураком, укорил он себя уже не в первый раз. Наверное, ночью мне удалось расшевелить Эбби, пробудить в ней воспоминания о том, как мы были счастливы вместе, но утром она вновь вернулась в свою скорлупу. Утром ею завладела боль, которая никогда не покидала ее сердце.

— Ага, вот и ты, — усмехнулась Эбби, услышав в трубке голос Фрэн.

Подруга наверняка узнала, что Сэм провел ночь в доме Эбби, и позвонила в надежде услышать подробности.

— Знаешь, я не очень-то удивилась, — затараторила Фрэн. — Несмотря на все твои многолетние уверения, я подозревала, что ты все еще любишь Сэма. В конце концов, вы ведь, в самом деле, сильно любили друг друга, поэтому ты и не смогла избавиться от этого чувства. Наверное, ужасно романтично вновь оказаться вместе. Словно вернулась моя молодость… Только еще лучше. — Фрэн вздохнула. — С твоей-то фигуркой…

— Секс от фигуры не зависит, — буркнула Эбби.

— Возможно, но некоторые комплексы сильно мешают, — хмыкнула Фрэн. — Взять, к примеру, меня. Мне бы гораздо больше нравилась постельная гимнастика, если бы я не стеснялась своего животика и жировых складочек. Хочешь знать мое мнение? У двадцатилетних есть одно преимущество перед сорокалетними. Они могут принимать любые позы, не заботясь о том, что их обнаженное тело будет выглядеть, не эстетично и вызовет у партнера отвращение. Все у них на месте, все соблазнительно, не то, что у нас…

— Фрэн, нам ведь еще далеко до восьмидесяти.

— Значит, все было хорошо? Я слышала, когда Кэти вас обнаружила, вы были совсем без сил и не могли оторвать головы от подушки. А Сэм выглядел так, словно первым ступил на Луну…

— Мы не были без сил, мы были смущены, — перебила Эбби. — А где ты слышала… о Сэме? То есть…

— В супермаркете, — живо отозвалась Фрэн. — Помнишь прелестную пышечку с конским хвостиком? Вот она и…

— Лесли, — в ярости прошипела Эбби. — Я задушу ее собственными руками…

— Зачем? — поддразнила Фрэн подругу. — А почему смущены? Держу пари, Сэм отнюдь не был смущен. Готова спорить, он…

Эбби не выдержала.

— Извини. Мне пора.

Когда она положила трубку, ее всю трясло от злости и растерянности, подогреваемых тем, что ей никак не удавалось ни внутренне, ни хотя бы внешне контролировать события, все более напоминающие катящуюся с гор лавину.

Звонила не только Фрэн, любопытных оказалось гораздо больше, чем можно было предположить. Но к середине дня у Эбби истощилось терпение, и она уже хотела отключить телефон, как позвонила Кэти.

— Мамочка, наконец-то… Никак не могу прорваться.

Но прежде чем Эбби успела объяснить дочери, почему та не могла прорваться, и спросить, зачем было рассказывать всему городу о личной жизни родителей, Кэти затараторила: