Я ощутила огромную потерю в своей теплой груди. Моя мама, мое тело, моя кровь и жизнь: все исчезло. Глаза матери – пустые. Она не слышала. Она хотела, чтобы я хранила изнасилование в своем теле, как темную жемчужину, а тем временем эта тайна росла, пока мне не стало тесно, пока она не захватила меня полностью, как обычно и случается с секретами. Секреты становятся ложью. Я несла эту ложь в каждом своем шаге и стыд от лжи. Пустые глаза матери. Они даже не смогли заплакать из-за меня, из-за моей потери. Ее способность любить меня так, как я хотела, прошла, как и мое детство. Я была ее девочкой, Девочкой-куколкой, кровоточащей, нуждающейся в ней – когда-то, но не сейчас. Сейчас у меня был Дэш. Чтобы исцелить меня. Чтобы сильно любить меня.
Снова полил дождь – я не заметила, когда он стал таким сильным. Дэш взял на руки олененка и положил его в вырытую в земле яму, в могилу. Затем он поворачивался от могилы к насыпанной земле, к камню, от могилы к камню, чтобы заполнить яму и похоронить олененка; он прикатил на могилу самые большие камни, которые сумел найти, инстинктивно следуя церемонии наших предков, сохраняющей священное тело.
Мы трое могли только смотреть.
Сумеречные тени поглотили деревья, смешали вечнозеленый лес с небом черными мазками, которые казались крышами без домов и напоминали силуэт склонившейся женщины. День заканчивался. И этот поход заканчивался тоже. Я это знала и чувствовала.
Через неделю большими сугробами ляжет снег; земля замерзнет, все станет белым, койотам и гризли будет трудно ходить. Олененок будет мирно лежать мертвым, хорошо захороненный, защищенный Дэшем от осквернения.
В лесу была ночь. Он теперь шагал по дороге обратно на запад, к верной тропе, идущей на север. Мы шли за ним. Канадский парень целовал свою девушку. Вновь закапал дождь, и мне показалось, что я вижу немного черного неба сквозь туман. Лежа ночью в палатке, я поняла, что все еще плачу. Дэш спал, обнимая меня во сне, как делал многие часы до этого.
Поздно вечером, в темноте, я не могла заснуть и спросила Дэша: «Почему ты отправился по тропе?» Мне, наконец, нужно было услышать его историю.
Он мне рассказал историю об оленихе. «Когда я был ребенком, олени ходили по тропинке за моим домом, сотни оленей, каждый вечер. Я один раз бросил в оленя сосновую шишку и попал. Их было так много, что я не мог промахнуться. Звук был слабый, закричали немногие. Они убежали от меня».
«Это – вся причина?» – я пыталась рассмотреть его в темноте, но не могла.
«Та мать олениха была такая большая, мощная».
«Это – единственная причина?» – снова спросила я.
Он рассказал мне историю о том, как внезапно оглох на одно ухо.
Он впервые осознал, что его тело не постоянно; оно могло его подвести. Я вспомнила тот момент в пустыне, когда у меня засыхали глаза, и я с ужасом осознала, что не бессмертна; я поняла.
Джейкоб смотрел, отвернувшись, на вращающиеся синие и красные огни машины «Скорой помощи». Я сидела молча. В темноте проходили минуты, слезы падали мне на колени, на пальцы рук, стекали к запястьям; я чувствовала свою уязвимость. Я была пуста, как выкопанная яма. Я хотела исчезнуть, хотела, чтобы меня вымарали, как досадную опечатку, чтобы меня поглотил падающий снег, заполнявший мне рот. Джейкоб посмотрел на меня и сказал: «Хочешь, чтобы я его побил?»
Тогда, после ожидания, после крушения и катастрофы, я лишь сказала ему: «Нет».
Я хотела, чтобы Дэш увидел, как меня ранили, и еще я хотела, чтобы он увидел меня.
Я глубоко втянула воздух и медленно выдохнула. Я прижалась губами к его шее. Я сказала, что на вторую ночь на первом курсе колледжа, еще до начала занятий, до того, как я успела снять цветную бирку из бумаги для поделок с двери моей комнаты, меня изнасиловали.
Он не вздрогнул. Он не спросил меня: «Как?» Он не спросил, почему я осталась наедине с парнем и как все произошло. Он не спросил ничего. Он почти ничего не сделал, но сделал все то, что не сделал ни один из тех, кому я все рассказала: он повернулся и раскрыл объятия. Его реакцией стало совершенно искреннее сострадание.
Я прильнула к нему.
Он обнимал меня. Я сильнее прижалась к нему.
Когда моя голова тяжело лежала на его груди, я была уверена, что он не видит моего лица, мои щеки растворялись в его теплой дышащей груди, я тихо сказала:
На этот раз эти слова имели для меня совершенно другой смысл.
Глава 19
Руководство по исцелению для путешественников
Уитмен – мой папочка.
Слово после слова после слова – это сила.
Когда женщина говорит правду, она дает возможность открыться правде вокруг нее.