Сампагита, крест и доллар

Суть этого принципа состоит в том, что человек ощущает себя неоплатным должником тех, кто ему помогает. Филиппинец, которому оказали услугу, чувствует себя нравственно обязанным по отношению к оказавшему ее: он испытывает внутреннюю потребность сделать для него все, что в его силах, иначе его будет мучить глубокая неудовлетворенность, могущая повлечь даже серьезное психическое расстройство. В отличие от предыдущих видов взаимных обязательств, при отношениях «внутреннего долга» ни объем ответной услуги, ни время ее оказания не определяются. Как грустно заметил один мой знакомый, с которым мы долго обсуждали эту проблему, «никогда не знаешь, оплатил ты уже или нет. Это никогда не кончается». Человек, принимающий услугу, как бы обязывается всю жизнь быть благодарным своему благодетелю, и только смерть может положить конец отношениям утанг на лооб. Каждый филиппинец должен осознавать свой «внутренний долг». Сказать, что какой-то человек не признает его, — значит нанести смертельное оскорбление. Напротив, слова «он действительно выполняет утанг на лооб» звучат как высшая похвала и свидетельствуют, что он является достойным членом общества. Не случайно тагалы никогда не произносят слова «утанг на лооб» всуе — для них они полны почти священного смысла. Существует даже поверье, что человек, не признающий «внутреннего долга», непременно ослепнет.

В подобных отношениях, возникающих между лицами, одно из которых оказывает услугу другому (безразлично, просили о ней или нет), самое характерное-невозможность количественно измерить объем услуги и воздать соответственно. Когда помещик помогает голодающему крестьянину, важно не то, что он дал 40–50 кг риса, а то, что принял участие в судьбе крестьянина, показал ему свое небезразличие. И расплачиваться здесь приходится не только за мешок риса (это само собой разумеется, причем с огромными процентами), но — и это главное — за участие. Ценен не размер услуги, а сам факт ее оказания, мешок риса не столько товар, сколько символ особых связей между крестьянином и землевладельцем, и первый должен платить преданностью, повиновением, безоговорочной поддержкой. Вопрос о переплате не ставится: переплатить можно за товар, здесь же получающая сторона видит прежде всего доброе к себе отношение, а за него сколько ни плати — все мало.

Стоимость услуги имеет подчиненное значение, она лишь свидетельство того, что между сторонами существует утанг на лооб. Крестьянин должен постоянно подтверждать, что он помнит об этих тесных, сугубо личных Связях с помещиком, он должен постоянно давать доказательство того, что не забыл услуги. Вот почему он несет помещику дюжину яиц, хотя долг за рис уже давно выплачен, берется (бесплатно!) работать в его имении. За это он вправе ожидать, что, когда настанет трудная минута, хозяин вновь ссудит его рисом. Понятно, что если даже простая услуга вызывает столь далеко идущие последствия, то, скажем, помощь крестьянскому сыну в получении образования или посылка лекарства для больной жены воспринимаются как подлинное благодеяние и прочными путами привязывают крестьянина к помещику. Для уплаты «внутреннего долга» годится все: и голос избирателя (плюс голоса взрослых членов семьи), и работа в качестве слуги — словом, неважно чем платить, важно просто платить всеми доступными по положению в обществе средствами.

А поскольку положение в обществе у разных людей разное, постольку говорить о равенстве, якобы порождаемом взаимозависимостью, вытекающей из принципа «внутреннего долга», не приходится. Нетрудно понять, в чью пользу складывается баланс: «маленькие люди» неизменно оказываются в проигрыше, в такого рода отношениях один выступает как хозяин, другой — как его бата.

В самом неоплатном долгу филиппинец находится перед родителями, давшими ему жизнь. За это невозможно расплатиться, и до седых волос он чувствует себя глубоко обязанным и повинуется им. Он понимает, что, рожая его, мать мучилась и подвергалась опасности, поэтому с нею устанавливаются более теплые, более интимные связи, чем с отцом, «внутренний долг» по отношению к ней осознается отчетливее.

Выполнение обязательств, вытекающих из принципа утанг на лооб, порождает особую близость между родственниками, а отказ выполнять подобные обязательства — горькое чувство, вызванное тем, что он представляется как разрыв самых священных уз, гарантирующих бытие филиппинца и составляющих его сущность. Внутренне это ощущается буквально как утрата своего «я», как крушение мира, ибо «я» неотделимо от «мы». В кругу родственников и других близких людей взаимозависимость воспринимается обычно не как навязанная извне необходимость, а как естественное и единственно возможное состояние — только в этом кругу и мыслимо нормальное существование.