Они твердо верят, что многие президенты искренне хотели провести реформы, но руки их были связаны «системой», которая… по их мнению, служит исключительно для защиты и увековечения контроля могущественной элиты над экономикой страны и не способна обеспечить большинству достойные человека условия существования. Они убеждены, что неудача, постигшая прежние программы земельных реформ, объясняется главным образом противодействием этой элиты, использовавшей демократическую систему, чтобы парализовать все усилия правительства по проведению необходимых преобразований».
Подобные суждения высказывались неоднократно, хотя, конечно, прогнозировались и иные возможные пути развития событий. Внутри страны определенные силы встретили происшедшие изменения без всякого восторга.
Некоторые опасения возникли и по ту сторону океана, и правительство очень старалось рассеять их. Оно чрезвычайно осторожно отнеслось к иностранным интересам, показывая, что им ничто не грозит. Объясняется это не только стремлением привлечь иностранный капитал, — в нем оно видит важный, если не основной, источник финансирования экономического развития, — но и надеждой получить средства на проведение аграрной реформы. Несмотря на решения Верховного суда, направленные против иностранцев (они были приняты еще до введения чрезвычайного положения и запрещали американцам после 1974 г. владеть землей, а также вводить иностранцев в совет директоров компаний и т. д.), исполнительная власть, которая одна только имеет значение в нынешних условиях, не предприняла никаких шагов к проведению этих решений в жизнь. Более того, и сам президент и ответственные лица из его кабинета не раз высказывались в прямо противоположном смысле и заверяли иностранцев, что их интересы не будут ущемлены.
Эти заверения, а также ряд мер «по созданию благоприятного климата для иностранных капиталовложений», вероятно, убедили американских бизнесменов. По данным Американской торговой палаты на Филиппинах, только за полгода после введения чрезвычайного положения около 40 американских компаний начали осуществлять новые проекты в стране. Многие иностранные предприниматели заявили, что теперь здесь легче делать бизнес: стало больше порядка, меньше коррупции, правительственные органы охотнее сотрудничают с ними.
Таково мнение американских деловых людей. Что касается позиции Вашингтона, то, как сказал Маркос, после сентября 1972 г. «официальной реакции не последовало, с нашей же стороны не сделано было ничего, что могло бы затронуть Соединенные Штаты или отразиться на их интересах». В феврале 1973 г. вице-президент США во время визита в Манилу заявил, что Соединенные Штаты по-прежнему будут выполнять свои обязательства перед Филиппинами.
Американская печать придерживается той точки зрения, что интересы США на архипелаге слишком значительны, чтобы ставить их под угрозу, оказывая нажим на президента. Газеты в основном рассуждают на тему, кто кому нужнее: Филиппины Соединенным Штатам или Соединенные Штаты Филиппинам. Общее мнение сводится к тому, что пора переходить от «идеализма прошлого», когда предполагалось, что демократия американского образца может и должна быть принята на островах, к более прагматическому взгляду, согласно которому надо учитывать прежде всего военные базы, инвестиции и т. п. Все же в комментариях, освещающих события на архипелаге, проскальзывают нотки горечи. Но, по словам министра иностранных дел Филиппин Карлоса Ромуло, США придется согласиться с необходимостью «изменить концепцию демократии» в стране. Лица, находящиеся у власти, настороженно следят за американскими откликами и обнаруживают повышенную чувствительность к критике. Это свидетельствует о том, что филиппинская сторона по-прежнему придает большое (если не решающее) значение «особым отношениям» с бывшей метрополией и связывает с ними намечаемые преобразования.
Правительству приходится учитывать и расстановку сил внутри страны. Представители «старой олигархии» — и те, кто понес, и те, кто опасается понести потери в ходе реформ, — оказывают сопротивление, и у них есть немало преданных людей. «Новая олигархия», ратовавшая за радикальные преобразования, по большей части занимает выжидательные позиции: «поживем — увидим». Маркос взял курс на реформы, имеющие целью развитие капиталистических отношений, — как раз то, чего требовала эта часть верхушки. Но реформы осуществляются в несколько неожиданной для «новой олигархии» форме, исключающей ее непосредственное участие в делах управления, что, естественно, настораживает ее.