Самозванец Стамп

Сколько раз хотелось поддаться соблазну, броситься в сторону от расчетного маршрута, попытать счастья! Сердце билось сильнее, дыхание учащалось, на лбу выступали капельки пота. А за полмиллиона километров, там, на Земле, тревожно вздрагивали самописцы, фосфоресцирующие змейки на безмолвно-зеленоватых экранах щетинились тревожными пиками. Через черные бездны пространства ему передавалось беспокойство людей с уставшими серыми лицами, следивших, не мигая, за осциллографами. Он брал себя в руки, кляня за мальчишество, и с размеренностью метронома продолжал путь…

Яростно голубевший солнечный диск подползал к горизонту, но все еще пылал прежним жаром. Ноздреватые камни, налитые огненным зноем, беззвучно шелестели…

На тринадцатые сутки, когда он описывал тридцать второй гигантский виток, его охватило радостное предчувствие. Нет, реально ничто не изменилось. Все так же разбивались о камни лиловые капли метеоритов, все так же металл скафандра приносил под шлем неумолчный хруст рассыпающейся под ногами каменной пены.

И хотя трезубец молчал и ровно тикали радиоактивные счетчики, он уже знал — цель близка.

Он взобрался на пологую скалу, змеившуюся паутиной иссиня-черных трещин, огляделся вокруг и увидел… Ошибки быть не могло, пурпурный сверкающий круг, как яркое пламя, алел на фоне бесцветных лунных камней. Он смотрел и смотрел, наслаждаясь сочными переливами красок, что радужными чешуйками облепили мертвенно-серую пену. И вместе с ним глядели земляне. Пять миллиардов людей, прильнувших к жемчужно-светлым экранам. Он слышал их голоса, чувствовал их дыхание, видел, как малиновый лазерный луч, вырываясь из опалового яйца иконоскопа, укрепленного на его голове, уходит к Земле, чтобы разбиться на миллиарды осколков, зажечь на каждом телевизионном экране алый пылающий мак…

Он подбежал к пятну и опустился на колени. Сантиметр за сантиметром ощупывая почву, нашел, наконец, что искал: маленькое углубление, крошечную оспинку в каменном кружеве. Снял притороченный к ранцу небольшой ломик и стал долбить твердую пену. Ага, вот и капсулки — стальные цилиндрики с решетчатым дном. Блестящей никелированной ложечкой аккуратно наскреб из углубления горсточку серых крупинок. У него дрожали руки… Нехорошо… «Как ныне сбирается вещий Олег…» Стихи помогли успокоиться. Он открыл ранец и достал из него микроскоп в прозрачном пластиковом мешочке. Поставил на уступ, загородил камнем от прямых лучей солнца, повернул зеркальце, чтобы установить нужное освещение. Теперь руки двигались спокойно, уверенно. Вот они взяли крохотную золотую ступку, не больше наперстка, растерли серую каменную крупинку в тончайшую пудру. Белой молнией вспыхнула и погасла платиновая петелька, прожженная очищающим электрическим током. Хрустальные покровные стеклышки прижаты зажимами к предметному столику. Как янтарь, сверкает, переливается капелька кедрового масла на линзе конденсора. Медленно-медленно ползет тубус. Сейчас он узнает… Узнают и пять миллиардов землян, следящих за его руками…

Что-то мало воздуха. Не заело ли клапан? Он дышал так, что весь взмок, запотели незапотевающие очки… На серебрящемся фоне предметного стеклышка показалось крохотное темное пятно. Теперь осторожнее! Он стал уточнять фокус микрометрическим винтом. Пятнышко становилось четче. Показались иголочки, обломки каменных снежинок. Мертвая кристаллографическая структура. И все. Все, черт побери! И для этого он прилетел сюда. Двенадцать дней шагал по коварно однообразному бездорожью, где каждый шаг непредсказуемо опасен. Тысячи раз, затаив дыхание, погружал в каменистые осыпи трезубец искателя. А сколько трудов, уговоров и просьб стоила эта маленькая экспедиция! От обиды хотелось плакать. Опустив голову, он прилег на хрустящий ковер обсидиановых обломков. Статуя Печали, облаченная в космический скафандр…