Самозванец

Близость враждебного пограничья определяет положение Москвы прежде всего как крепости. Защитные сооружения формируют архитектурный облик. Сердце города и главная цитадель — Кремль, обнесенный высокими кирпичными стенами, протянувшимися от башни к башне. Всех башен было восемнадцать, над ними еще не вознеслись островерхие декоративные шатры, башни выглядели приземистыми, хотя высота только стен доходила местами до восемнадцати метров при толщине свыше четырех. Вместе с зубцами-бойницами крепость производила грозное впечатление, казалась, да и была, сама целым укрепленным городом. Однако Кремль — лишь центр московской крепостной обороны. Меньше десяти лет назад завершилось строительство еще одной каменной примкнувшей к нему стены. Новая линия обороны выдвинулась вдоль нынешнего Бульварного кольца, внутри ее расположились Белый и Китай-город.

Здесь, в сердце, Москва уже обретает основы будущей неповторимой красоты. Среди белокаменных кремлевских соборов взметнулась позлащенная вершина Ивана Великого, не просто колокольня, не просто уникальная башня, но и главный наблюдательный пункт крепости. Высокое искусство вышло и за кремлевские стены. В середине века построен, а в конце обновлен и украшен Покровский собор на главной московской площади; «чудное дело» — называли современники храм Василия Блаженного.

Но в целом «белокаменная» — город деревянный. Удивительный город с причудливыми бочковыми и кубовыми тесовыми кровлями жилых зданий, церквей и кабаков раскинулся как внутри каменных стен, так и за ними, за пустошами, окружавшими стены во все тех же оборонительных целях. Этот внешний город в свою очередь окружен земляным валом и теперь уже деревянной стеной с причудливыми башнями. Таков внешний обод московской крепости, но и он не предел, за ним еще слободы — Кукуй, Немецкая, Хамовники, Стрелецкая за Москвой-рекой, многочисленные монастыри — тоже опорные боевые пункты, — заставы и села…

Конечно, дерево легко горит. Пожары в Москве — повседневность. Можно сказать, что к ним привыкли. Не без юмора звучит название сплошь деревянного района — Скородом. Дома тут легко горят, но и быстро восстанавливаются. К услугам застройщиков и погорельцев существует обширный строительный сервис — «всё для дома». На Лубянке, например, жилье продается в полуготовом виде, целыми срубами, сборными конструкциями, сказали бы мы сегодня…

Помимо дерева в городе много воды. Она необходима — наполняет крепостные рвы, движет мукомольные и пороховые мельницы, незаменима при пожарах. Но часто и мешает. Через речки, болотистые низины переброшены многочисленные пологие и высокие, горбатые и наклонные мосты и гати. Сырые улицы мостят бревнами, поверх покрывают досками. Еще одна особенность московских улиц — частые и крепкие ворота с решетками. «Решеточные сторожа» в любой момент готовы перекрыть движение, особенно во время пожара, чтобы оградить округу от огня, а погорельцев от грабителей, спешащих поживиться на пепелище.

Но и на перегороженных улицах бурлит жизнь. Помимо многочисленного трудового люда в городе обитает знать, бояре, люди служилые, духовенство, иноземцы, торговцы. Последние на каждом шагу. Москвичи много производят, завозят, продают и покупают. Говоря нынешним языком, ассортимент широк, спрос и предложение сбалансированы, торговля зачастую специализирована. О стройматериалах уже говорилось, у Спасской башни торгуют книгами, у Воскресенских ворот пряниками, на Всесвятском мосту красным товаром и пивом. Заморские товары не редкость. Однако разница в ценах с местными огромная. Пуд меда отечественного стоит меньше тридцати копеек, а привозного сахару до шести рублей пуд! Между прочим, это годовое жалованье стрельца.

Есть товары и много дороже. Кто же пьет заморское «ренское» по четырнадцати рублей бочка? Одевается в бархат по полтора рубля аршин? Вытирается «астрадамскими» полотенцами по рублю штука, покупает лимоны по три рубля за бочку? Ясно, эти потребители избранные. В целом их называют «начальными» людьми. О них еще пойдет речь. А пока отметим, что на сравнительно небольшой городской территории представлены все возможные контрасты эпохи.

Некоторые мирятся с ними. Другие пытаются ответить извечным стихийным протестом, противопоставляя всемогуществу богатства вседозволенность разбоя.

Разбой процветает. Можно даже сказать, что Москва находится в двойной обороне — и от врага внешнего, и от не признающих перемирий татей и разбойников. Внешнего врага всегда ждут, внутренний свирепствует еженощно. По утрам городская полиция, «земские ярыжки» подбирают по городу трупы ограбленных и убитых. Находят их на улицах, в речках и прудах. Недаром на мостах стоят кресты и часовни. Перейти мост в ночное время, не воззвав к всевышнему, крайне опрометчиво.

Конечно, и земная власть старается по мере сил.

«Которые разбойники говорили на себя в расспросе и с пыток и сказали: были на одном разбое, а на том разбое убийство или пожог был, и тех казнити смертию. А которые разбойники были на трех разбоях, а убийства и пожогу хотя и не было, и тех казнить смертию же».