Самозванец

Он знал заранее, что найдет в кассе в отсутствие сына.

Не знал только суммы недочета, но сумма в этом случае была безразлична.

Не надо думать, что происходило это безразличное отношение к сумме со стороны старика Алфимова в силу перевеса нравственных соображений, — нет, он даже теперь, решившийся расквитаться со старыми долгами, далеко не был таким человеком.

Не надо забывать, что у Ивана Корнильевича в деле был свой капитал, и Корнилий Потапович был уверен, что недочет, и прошлый, и настоящий, не превысит его, такой недочет не мог бы остаться незамеченым им.

Значит, деньги Корнилия Потаповича были целы.

Что же касается до решения сквитаться со старыми долгами, то взятые им у дочери своего барина сто тысяч рублей, принадлежащие по праву Елизавете Петровне Дубянской, даже со всеми процентами составляли небольшую сумму для богача Алфимова, и душевное спокойствие, которое делается необходимым самому жестокому и бессердечному человеку под старость, купленное этой суммой, составило для Корнилия Потаповича сравнительно недорогое удовольствие.

Он имел возможность себе его доставить.

— Так сегодня поезжай с курьерским… — сказал старик Алфимов.

— Слушаюсь-с.

Корнилий Потапович начал объяснять подробно суть поручения, даваемого им Ивану Корнильевичу, и давать некоторые советы, как вести себя и что говорить при тех или других оборотах дела.

Иван Корнильевич внимательно слушал.

Наконец старик кончил и взглянул на часы.

— Однако, мне пора по делу… Так сегодня, с курьерским…

— Слушаюсь-с.

Корнилий Потапович и Иван Корнильевич вдвоем вышли из кабинета.

Первый уехал из конторы, а второй вернулся в кассу.

XXVIII ОЧНАЯ СТАВКА

Подозрения, высказанные графом Сигизмундом Владиславовичем и подтвердившиеся для Корнилия Потаповича при последней беседе с сыном, — оправдались.

При произведенной единолично стариком Алфимовым во время отсутствия сына проверке кассы обнаружился недочет в семьдесят восемь тысяч рублей.

«Вовремя надоумил граф, спасибо ему…» — подумал Корнилий Потапович, окончив тщательную проверку и убедившись, что цифра недочета именно такая, ни больше, ни меньше.

«Ведь времени-то прошло со дня его заведывания всего ничего… Эдак он годика в два и себя, и меня бы в трубу выпустил… А теперь не беда… Пополню кассу из его денег… сто двадцать тысяч, значит, вычту, а остальные пусть получает, а затем вот Бог, а вот порог… На домашнего вора не напасешься…»

«Но нет, этого мало… — продолжал рассуждать сам с собою, сидя в кабинете после произведенной поверки кассы и посадив в нее артельщика, Корнилий Потапович, — надо его проучить, чтобы помнил…»

Он провел рукою по лбу, как бы сосредоточиваясь в мыслях. «Надо освободить и вознаградить Сиротинина…» Вдруг он вскочил и быстро, особенно для его лет, заходил по кабинету.

— Да, так и сделаю… — сказал он вслух, вышел из кабинета а затем и из конторы.

Он прямо поехал к судебному следователю, производившему дело о растрате в его конторе.

Следователь в это время доканчивал допрос вызванных свидетелей.

Старику Алфимову пришлось подождать около часу, несмотря на посланную им визитную карточку.

Наконец его пригласили в камеру судебного следователя.

— Чем могу служить? — спросил сухо последний.

Бывший весь на стороне Дмитрия Павловича Сиротинина, он инстинктивно недружелюбно относился к этим «мнимо потерпевшим» от преступления кассира.

— Я к вам по важному, экстренному делу…

— Прошу садиться…

Корнилий Потапович сел на стул.

— Видите ли что…

— Опять растрата?.. — перебил его судебный следователь.

— Да… Нет… — смешался старик… — Совсем не то… У меня есть к вам большая просьба.

— Какая?

— Вызовите меня и моего сына для очной ставки с Сиротининым.

— Это зачем?.. — вскинул через золотые очки удивленный взгляд на Алфимова судебный следователь.

— Это необходимо…

— Но…

— Без всяких «но». Арестант Сиротинин категорически отказался заявлять на кого-либо подозрение в краже денег из кассы, признал, что действительно получал от вашего сына ключ от нее, следовательно, ни в каких очных ставках надобности не предвидится…

— Но я говорю вам, что это необходимо…

— А я попрошу вас не вмешиваться в производимое мною следствие.

— Но Сиротинин не виновен…

— Что-о-о?! Как вы сказали?.. — воскликнул следователь.

— Я сказал, что Сиротинин не виновен…

— Вы открыли вора?..

— Да… — чуть слышно произнес Корнилий Потапович.

— И он?..

— Мой сын…

— Он сознался?

— Нет, но он сознается при вас, и при мне, и при Сиротинине, здесь, на очной ставке… У меня в руках доказательства…

— И вы хотите начать дело против него?

— Нет… Я хочу, чтобы урок для него был памятен…

— Это другое дело… Хорошо… Ваш сын в Петербурге?

— Нет, он в Варшаве, но будет здесь послезавтра.

— В таком случае, я вызову вас повестками через два дня…

— Благодарю вас.

Корнилий Потапович простился со следователем, который на этот раз любезно протянул ему руку и очень ласково сказал:

— До свидания!..

— Повестки вы пришлете ранее?

— Повестки вы получите завтра.

Старик Алфимов вышел.