— Это, которые, у отца Николая на постое? — уточнил он.
— Да.
— То, поди, наши местные парни балуют.
— Какие еще парни! Хорошее баловство, за раз четверых стрельцов убили!
— Про то нам ничего не известно, а вот на черта зря напраслину возводят. Нет там нечистого, лес как лес.
— Может быть, ты меня туда вечером отведешь? — неожиданно для самого себя предложил я.
— Нет, на баловство у меня времени нет.
— Я заплачу.
— Сколько?
— Да хоть пару московок.
— Три, — вышел он со встречным предложением. — За три отведу, да по такой тропе, о которой никто, кроме меня, не знает.
— Ладно. Тогда приходи сюда, как стемнеет.
— А ты не обманешь?
— Не обману.
На том и порешили, крестьянин ушел по своим делам, а я продолжил ожидание.
Наконец отец Петр вышел из храма. Я подошел под благословение.
— Дождей нынче мало, — сказал после окончания ритуала священник, — как бы засухи не было. — Гости-то как, не балуют?
— Нет, лежат в избе. У меня, батюшка, к тебе вопрос. Мальчик, что при мне, круглый сирота, как бы выучить его на священника?
Старик удивленно посмотрел на меня.
— Мне сначала с отроком поговорить надо. Священство — оно не просто так, к нему нужно призвание иметь. Отрок-то из каких будет?
— Из благородных, — соврал я, — дед, слышно, у него священником был. Вот и он хочет по стопам…
— Дед, это похвально. А то много самозваных Господу служить хотят, думают, что у попа жизнь сладкая!
— Ваня так не думает, он совсем наоборот. Да и вам в семье мужчина не помешает. Парень он хороший, скромный, богобоязненный, к тому же оружием владеет, сможет, если что, защитить. Поговорите с ним, батюшка, может, он вам понравится. А я ему на обучение пару ефимок оставлю…
Последнее предложение было явно от дьявола, и отец Петр зорко посмотрел на меня, борясь с искушением. Однако достойно вышел из испытания:
— Если подаришь что на украшение храма, то, пожалуй, возьму к себе твоего парнишку. Тем более, если у него дед был попом… Молитвы-то он знает?
— Думаю не очень, но паренек он толковый и быстро схватывает.
— Хорошо, поговорю с ним, и если подойдет, возьму, почему и не взять.
На том мы и расстались, после чего я спешно отправился инструктировать новоявленного поповича.
Ване наша с Катериной идея пойти ему по жениховско-священной стезе так понравилась, что у него даже заблестели глаза. Правда, не столько в части служения Всевышнему, сколько в перспективе обладания белокурым сокровищем. Он тут же забросал меня вопросами о том, как теперь сложится его жизнь, причем такими разнообразными, на которые у меня ответов, увы, не было. Мне, конечно, было приятно чувствовать себя многоопытным патриархом, но стало и немного обидно, что для юной поповны я уже не предмет сексуального интереса, а скорее добрый дядюшка. Однако обида была не очень большая, скорее умозрительная, потому, не вдаваясь в психологию, я подвел итог разговору:
— Ваня, пока еще рано делить шкуру неубитого медведя, ты сначала сумей понравиться батюшке, а уж потом будешь мечтать о дочери.
Решив таким образом возникшие проблемы, я отправился навестить раненых. Не то, что меня очень волновало их здоровье, просто не хотел оставлять воинов без контроля. Оказалось, что у них все в порядке. Николай был на ногах, а десятник вполне способен поддержать его в какой-нибудь пакости.
Мой приход у стрельцов радости не вызвал. Васильич пробурчал себе под нос что-то невразумительно недовольное и спросил, послал ли я мужиков за телами их убитых товарищей.
— Туда местные ездить боятся, так что забирать тела придется вам самим, — ответил я.
Десятник выругался и нравоучительно объяснил, как нужно обращаться с крестьянами, чтобы у них не возникало желание перечить.
— Бей сначала в морду, а потом похлещи кнутом, сразу все страхи забудут!
— На меня сегодня тоже напали, — прервал я его воспитательный монолог. — На том самом месте. Стреляли из пищали, а что бы не ушел, повалили через дорогу дерево.
— А ты что? — спросил Николай.
— Ускакал, — не вдаваясь в подробности, ответил я.
— Эх ты, неумеха! — с досадой воскликнул он. — Нужно было брать их тепленькими!
— Ну, это можно поправить, я пойду туда сегодня ночью, могу и тебя взять с собой.
— Пойди, пойди, Никола! — обрадовался десятник. — Отомстишь за наших!
Стрелец сначала вроде даже встрепенулся, но потом потрогал шишку на голове и с горечью в голосе отказался:
— Как же я пойду с такой шишкой?
— Чего тебе та шишка! Подумаешь, рана! Пойди, человеку поможешь, да за и наших отомстишь! Я бы и сам, да куда мне теперь, отлежаться надо.
— Сказал не пойду, значит, не пойду! — упрямо сказал стрелец. — Тебе надо, ты и иди!
Мне показалось, что я присутствую при разговоре, в котором обсуждаются совсем иные, чем говорятся вслух, мотивы. Слишком упорно отказывался от похода Николай, и излишне горячо уговаривал его десятник.
— Ты подумай, что о тебе люди станут говорить, — кивнул в мою сторону Васильич.
— По мне пусть что хотят, говорят, а я тебя одного на ночь с девкой не оставлю!
— Это с какой еще девкой? — невольно вмешался в разговор и я.