Самоучитель прогулок (сборник)

Между прочим, коллекционеры живописи или произведений искусства часто похожи на инвесторов, а не на тех, кто озадачен парадоксами вкуса. Среди покупающих искусство есть достаточно дельцов, которые руководствуются логикой аукционных каталогов. Общаться с ними занятно, только они и знают реальную цену искусству. Остальные на разные лады занимаются магией. Кто-то окружает себя картинами, переселяясь в мир воображаемых пейзажей, натюрмортов и абстрактных композиций. Кому-то жизнь немила без работ любимого художника. Увлечение перерастает в дружбу, в пожизненную привязанность. Был человек – стал эхо другого человека. Но не все так безнадежны. Некоторых хлебом не корми – дай посмотреть какого-нибудь безумца, красящего едкими красками на картоне сочную пузатую зелень регулярного парка. Этим и денег не надо, и коллекция ни к чему. Лишь бы не исчезали чудаки, лишь бы не прерывалась цепочка.

Сам я не способен коллекционировать что бы то ни было. Эта страсть мной не овладела. У меня есть разве что склонность к собиранию свистулек и маленьких фигурок. Как-то, приехав в Ростов Великий, возле монастыря я встретил мужичонку в подпитии, а с ним парня тоже навеселе. Расстелив на земле газету и расставив на ней глиняные фигурки, они мерно покачивались в благодушном хмелю. Там были птички, козлы, еще какое-то зверье. И была одутловатая головка с двумя дырками по бокам и разрезом на остром конце. Этот шершавый гомункулус свистел, как нежный похмельный ангел. С тех пор я стал искать в поездках фигурки и свистульки. Это и сувенир на память, и новый зверок на книжной полке. Они мне как друзья. Лежебока Альфонсо из Неаполя – лежит и в ус не дует. Италия – родина души. Каталонский крестьянин, зашедшийся в пляске, – фигурка из Перпиньяна – волшебный пендель бодрости. Астраханский ангелочек, прикрывающий крылом подставку для пасхального яйца, похож разом на Чингисхана и на Шиву. В тех краях в совхозах лотос растет. Там Индией смотрит Россия. Все милиционеры – дагестанцы.

Люблю я совку из оникса, с Енисея. Фарфоровую овечку – свечки тушить – из Екатеринбурга. Черный комок, свистящий как футбольный рефери, – его на стамбульском рынке мне продали как воробушка. Но лучший мой друг – из Ростова.

Нет, все-таки лучший мой друг – маленький войлочный зверок с белым брюшком и зеленой спинкой, прошитой штопкой цвета хаки. Возможно, это еж, но не факт, что это он. Я был как-то на вечеринке. Там все тянули фанты на подарки, которые сами сделали. Мне достался этот зверок, которого сшила милая застенчивая девушка с сухой рукой.

О памятниках

В нашем городе есть памятники, которые не похожи на тех, кого они изображают. Наш Достоевский едва узнаваем, а Екатерина II и вовсе женщина, личность которой еще предстоит установить. Таких скульптур у нас не одна и не две. Обычно на их постаментах написано следующее: «Этот памятник не похож на N, но это точно N. Приносим извинения за причиненные неудобства».

И никакой неловкости при этом нет, как сказала одна великая поэтесса, очень боявшаяся бомбежек. Памятник ей в образе Сивиллы Кумской, установленный недалеко от площади, где стоит памятник ей же, смотрящий с печалью Ярославны на старую тюрьму, что на другом берегу реки, вносит элемент разнообразия в художественный ландшафт нашего сонного города. Без них мы были бы в большей степени разобщены. Ведь мы знаем всех этих героев и видных деятелей еще по школьным экскурсиям, на которые нас водили всем классом. Как раз тогда стелам в честь военных побед и скульптурам отцов-основателей были даны их подлинно народные имена «Стамеска» и «Бивис и Бадхед». Памятники сплачивают горожан, хотя не всегда тем, что имел в виду в своей работе автор или заказавший ее городской муниципалитет.

Некоторые памятники становятся собеседниками на всю жизнь.

К бабушке с детства я ходил через проходные дворы. Потом надо было срезать наискосок сквер, повернуть за угол, пройти мимо грязно-серого квадратного в разрезе столба, на котором высилась черная башка с всклокоченной гривой и густой бородой, – и ты на месте. Это был бюст то ли Георгия Димитрова, то ли Димитра Благоева, кого-то из пламенных. Башка была с хабитусом: нос торчком, глаза вылупившиеся и черные как смоль патлы. Голова стала мне как родная. В плохом настроении я проходил мимо нее и говорил: «Мдаа». Настроение получше – говорил себе: «Ты на себя-то посмотри». Пьяным я обязательно с ней здоровался, норовил подпрыгнуть и достать кончиками пальцев бороду. Как-то шел мимо в глубокой задумчивости и сказал ей: «Молчишь, аспид?»

По привычке дела идут в разные стороны