Самоубийство и душа

«Материя», «природа» и «энергия» в конечном счете так же многозначны; сюда же относятся «жизнь», «здоровье», «справедливость», «общество» и «Бог», являющиеся символическими посылками уже рассмотренных точек зрения. Душа как понятие ставит сознание в тупик ничуть не больше, нежели другие самоочевидные, не требующие доказательств первичные принципы. Несмотря на затруднения, испытываемые современным человеком при использовании этого термина, он продолжает «работать» в глубинной психологии и оказывать воздействие на ее теоретическое развитие таким образом, что многие глубинные психологи и сами удивились бы, обнаружив подобное воздействие.

То, с чем пациент приходит на аналитический сеанс, — это страдания души, и по мере того, как раскрываются значения этих страданий, возникает сопереживание и обнажается направленность психотерапевтического процесса. Здесь обнаруживается, что любые выражения живой реальности не могут быть восприняты лучше, нежели в пределах корневой метафоры психологии: самим психическим, или душой.

Термины «психическое» и «душа» могут использоваться как взаимозаменяемые, хотя и существует тенденция избегать неопределенности слова «душа» и обращаться к более биологически обоснованному, более современному слову «психическое», или «психика». «Психическое» чаще используется как дополнительная коннотация, имеющая непосредственное отношение к телесной жизни, возможно, даже сводимая к ней. «Душа» же содержит метафизические и романтические обертоны и имеет хождение в понятийном пространстве религиозного сознания.

Таким образом, корневая метафора души, несмотря на свою неточность и сложность, формирует установки аналитика и управляет его точкой зрения. Когда аналитик пытается понять переживание, то старается постичь его отношение к душе пациента. Суждение о смерти со стороны ограничивает ее понимание. Сартр даже утверждает, что мы вообще никогда не поймем смерть, так как это всегда смерть другого человека; мы всегда находимся за ее пределами. В связи с этим обстоятельством в расследовании самоубийства все чаще обращаются к психологической аутопсии, то есть к изучению индивидуальных случаев, чтобы приблизиться к психологической точке зрения. Изучение записок самоубийц, собеседования с людьми, предпринимавшими попытки самоубийства, и социологические исследования случаев — все это подводит исследователя ближе к самому значению смерти, к пониманию этого явления изнутри.

Тем не менее такие исследования в подавляющем большинстве случаев остаются внешне отстраненными, так как предпринимаются ради получения информации о самоубийстве. В них не ставится цели узнать о душе человека, с которым сложным и малопонятным образом связано то или иное самоубийство. Исследования этого типа проводятся для выяснения причин самоубийства и объяснения происхождения суицидального стремления. Когда такое исследование наконец приводит к пониманию «суицидальной проблемы», то предполагается, что должны быть разработаны превентивные меры для предотвращения самоубийства. Аналитик может получить рекомендации, основанные на статистических свидетельствах, кратких биографических очерках, глубинных интервью и т. п., так или иначе указывающие на признаки «угрозы самоубийства». Основная работа Рингеля в Австрии, Шнейдемана в Соединенных Штатах и Штенгеля в Англии велась в этих направлениях. Их целью было предотвращение самоубийства, так что соответствующие объяснения и рекомендации были связаны именно с этим аспектом проблемы.

Поэтому они не могут в полной мере помочь аналитику. Его задача — быть объективным по отношению к явлениям души, воспринимать события такими, какие они есть, без предварительного суждения. В этом заключается форма его научной открытости и непредубежденности. Коллективные точки зрения — социологическая, медицинская, юридическая и теологическая — объявляют самоубийство чем-то таким, что нужно предотвратить. Подобное предубеждение наряду с архетипическим страхом перед самоубийцей не позволяет тому или иному исследователю понять саму суть явления — цель, к которой он, собственно, и стремится в решении своей задачи. Методология вышеназванных точек зрения препятствует обнаружению того, что ищет исследователь. Если же аналитик хочет понять нечто происходящее в душе, он может совершенно не преуспеть в плане предотвращения этого «нечто».