Самоцветный быт

Это чудовищно! Старушка, мать председателя жилтоварищества, подошла за водой к раковине, причем раковина сказала ей басом: «Крест и маузер!..» – при этом этой старой дуре послышалось, будто бы раковина прибавила: «Бабушка», и старушка теперь лежит в горячке. Я начинаю раскаиваться в своей затее.

Вечером я прочитал в газете: «Сегодня трансляция оперы „Фауст” из Большого театра на волне в 1000 метров». С замиранием сердца двинул рычажок, как учил меня Петя. Ангел полуночи заговорил волчьим голосом в пасти:

– Говорю из Большого театра, из Большого. Вы слушаете? Из Большого, слушайте. Если вы хотите купить ботинки, то вы можете сделать это в ГУМе. Запишите в свой блокнот: в ГУМе (гнусаво), в ГУМе.

– Странная опера, – сказал я пасти, – кто это говорит?

– Там же вы можете приобрести самовар и белье. Запомните – белье. Из Большого театра говорю. Белье только в ГУМе. А теперь я даю зал. Даю зал. Даю зал. Вот я дал зал. Свет потушили. Свет потушили. Свет опять зажгли. Антракт продолжится еще десять минут, поэтому послушайте пока урок английского языка. До свидания. По-английски: гуд-бай. Запомните: гуд-бай…

Я сдвинул рычажок в сторону, и в пасти потухли всякие звуки. Через четверть часа я поставил рычажок на тысячу метров, тотчас в комнате заворчало, как на сковороде, и странный бас запел:

Расскажите вы ей, цветы мои…

Вой и треск сопровождали эту арию. На улице возле моей квартиры стали останавливаться прохожие. Слышно было, как в коридоре скопились обитатели моей квартиры.

– Что у вас происходит, Николай Иваныч? – спросил голос, и я узнал в голосе председателя жилтоварищества.

– Оставьте меня в покое, это – радио! – сказал я.

– В одиннадцать часов попрошу прекратить это, – сказал голос из замочной скважины.

Я прекратил это раньше, потому что не мог больше выносить воя из пасти.

14 числа

Сегодня ночью проснулся в холодном поту. Пасть сказала весело:

– Отойдите на два шага.

Я босиком вскочил с постели и отошел.

– Ну, как теперь? – спросила пасть.

– Очень плохо, – ответил я, чувствуя, как стынут босые ноги на холодном полу.

– Запятая и Азербайджан, – сказала пасть.

– Что вам надо?! – спросил я жалобно.

– Это я, Калуга, – отозвалась пасть, – запятая, и с большой буквы. Полиция стреляла в воздух, запятая, а демонстранты, запятая…

Я стукнул кулаком по рычажку, и пасть смолкла.

15 числа

Днем явился вежливый человек и сказал:

– Я контролер. Давно ли у вас эта штука?

– Два дня, – ответил я, предчувствуя недоброе.

– Вы, стало быть, радиозаяц, да еще с громкоговорителем, – ответил контролер, – вам придется заплатить двадцать четыре рубля штрафу и взять разрешение.

– Это не я радиозаяц, а Петя радиомерзавец, – ответил я, – он меня ни о чем не предупредил и, кроме того, испортил всю комнату и отношения с окружающими. Вот двадцать четыре рубля, и еще шесть рублей я дам тому, кто исправит эту штуку.

– Мы вам пришлем специалиста, – ответил контролер и выдал мне квитанцию на двадцать четыре рубля.

16 числа

Петя исчез и больше не являлся…

1926

Пьяный паровоз

Станция… пьет всем коллективом, начиная от стрелочника до ДСП включительно, за малым исключением…

Из газеты «Гудок»

Скорый поезд подходил с грозным свистом. При самом входе на стрелку мощный паровоз вдруг вздрогнул, затем подпрыгнул, потом стал качаться, как бы раздумывая, на какую сторону ему свалиться. Машинист в ужасе взвизгнул и дал тормоз так, что в первом вагоне в уборной лопнуло стекло, а в ресторане пять пассажиров обварились горячим чаем. Поезд стал. И машинист с искаженным лицом высунулся в окошко.

На балкончике стрелочного здания стоял растерзанный человек в одном белье, с багровым лицом. В левой руке у него был зеленый грязный флаг, а в правой бутерброд с копченой колбасой.

– Ты что ж, сдурел?! – завопил машинист, размахивая руками.

Из всех окон высунулись бледные пассажиры.

Человек на балкончике икнул и улыбнулся благодушно.

– Прошибся маленько, – ответил он и продолжал: – Поставил стрелку, а… потом гляжу… тебя нечистая сила в тупик несет! Я и стал передвигать. Натыкали этих стрелок, шут их знает зачем! Запутаишьсси. Главное, что ежели б я спец был…

– Ты пьян, каналья, – сказал машинист, вздрагивая от пережитого страха, – пьян на посту?! Ты ж народ мог погубить!!

– Нич… чего мудреного, – согласился человек с колбасой, – главное, что если б я стрелочник был со специальным образованием… А то ведь я портной…

– Что ты несешь?! – спросил машинист.

– Ничего я не несу, – сказал человек, – кум я стрелочников. На свадьбе был. Сам-то стрелочник не годен стал к употреблению, лежит. А мне супруга ихняя говорит: иди, говорит, Пафнутьич, переставь стрелку скорому поезду…

– Это ужасно!! Кош-мар!! под суд их!! – кричали пассажиры.

– Ну уж и под суд, – вяло сказал человек с колбасой, – главное, если б вы свалились, ну, тогда так… А то ведь пронесло благополучно. Ну, и слава богу!!