Самосожжение

— Вы не поняли меня! — Он почувствовал, что опять волнуется, но это было уже другое волнение. — Я ведь и сам коммунист… — Он вдруг понизил голос. — Честное слово! Правда! — произнес он горячо, боясь, что она, чего доброго, примет его за провокатора. — Член Германской коммунистической партии с тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года…

— Как странно все это… — сказала она и снова посмотрела по сторонам, будто пытаясь найти подтверждение своим словам. — Вот уж никогда бы не подумала! Впервые в жизни приехала за границу, вообще впервые познакомилась с иностранцами — и надо же! — он оказался коммунистом…

— Вы огорчены? — пошутил он.

— Ну что вы!

— Тогда идем?

— Да.

Они уже не уточняли, куда именно и зачем.

Адам долго молчал, и тогда Евочка повторила свой вопрос:

— Я говорю, а разве сама Ева считает иначе?

— Сама Ева…

В руках Адама появляются странички с набросками новой главы к диссертации, над которой он работал, когда Евочка пришла к нему в кабинет, чтобы совратить его.

— Признаться, и сам я уже не знаю, как считает моя жена… То есть я знаю, конечно, как она считает, но она считает, что я не знаю, как она считает…

— Добавь, пожалуйста, еще два-три глагола, — улыбнулась Евочка.

— Да, конечно. Хотя в своей диссертации я употребил, кажется, все глаголы, но воз и ныне там… Теперь, по правде сказать, я до такой степени устал от бесконечных размышлений на эту тему, что стараюсь вообще не писать про современных Адама и Еву, не столько про Адама, сколько про Еву. Тема как бы даже запретная с некоторых пор, будто райское яблочко… хотя, признаться, тема эта мучает меня, будто свет клипом на ней сошелся.

— Да так оно и есть, — сказала Евочка, она вообще-то была не дура, — свет клипом сошелся на этой теме. Ты думаешь, что главное — это антивоенная тема?

— А тут и думать нечего.

— Правильно. Но тема Адама и Евы является основой. темы войны и мира.

— Внутривидовой борьбы, ты хочешь сказать?

— Нет, войны и мира. Я знаю, что такое внутривидовая борьба…

Адам долго молчал, и Евочка не мешала ему.

Она глядела на него ласково, успокаивающе, а он сосредоточенно молчал.

Потом он задумчиво произнес:

— Иногда и мне кажется, что всякая диссертация, коль скоро она не посвящена предотвращению войны, созданию лучшего общества и так далее, бессмысленна, праздна, безответственна, скучна, не заслуживает того, чтобы ее писали и читали, она вообще неуместна… Это сказал не я, к сожалению, но мог бы сказать и я, как, впрочем, и кто-то другой, мы словно ждали все время, что это скажут за нас, и это было сказано, однако не от нашего имени… Сейчас не время для историй чьего-то Я. И все-таки человеческая жизнь вершится или глумится над каждым отдельным Я, больше нигде…

Это был блистательный монолог Адама!

— Это правда, — откликнулась вдруг Алина.

— При таком точном цитировании, — буркнул Гей, — необходимо указывать первоисточник… Макс Фриш. «Назову себя Гантенбайн». Копирайт.

— Это правда, — повторила Алина, — человеческая жизнь вершится или глумится над каждым отдельным Я, больше нигде.

— В условиях современной цивилизации, особенно западной, все это воспринимается уже как нечто естественное.

— Что именно?

Гей усмехнулся:

— А кто кого погладит, по какому месту и как на это смотрит законный Адам или законная Ева… — Ему не хотелось втягиваться в бесплодную дискуссию на основе высказывания Макса Фриша.

Она поняла не сразу, а может, вообще не поняла.

— Я не об этом… Но как вы сказали? Законный Адам и законная Ева?

— Да, именно так это называется.

— Называется кем, где? Я в первый раз слышу…

— Но ведь вы только что вспоминали, что и сами венчались в церкви, как раз в этой самой, — Гей кивнул в сторону окна.

— Да, венчалась.

— И говорили, что ваш Адам — только ваш, ничей больше?

— Да…

— И говорили, что принадлежите лишь своему Адаму?

— Да, я говорила ему…

— А себе?

Она замялась как будто.

— Признаться, вот об этом я, пожалуй, не думала…

— Значит, вы просто жили? — спросил Гей, стараясь не делать ударения ни на одном из двух последних слов.

— Как, как вы сказали? — Она была, казалось, близка к смятению.

— Я имел в виду, что надо просто жить, — произнес он вроде как бесцветно.

Вот теперь она не знала, куда деваться от его взгляда.

— Да, я говорила так однажды… Но я вкладывала в эти слова совсем не тот смысл.

— Не тот — это какой же?

— Какой вкладываете вы.

Гей опять усмехнулся:

— Да нет, я ничего такого не вкладываю. Я просто смотрю фильм про Адама и Еву. И герои говорят мне, что надо ПРОСТО ЖИТЬ. ПРОСТО ЖИТЬ НАДО. ЖИТЬ НАДО ПРОСТО. С кем угодно, когда угодно, сколько угодно…

Алина вдруг метнулась к нему и вмазала пощечину.

Это был мощный импульс реакции воссоздания.

Не запланированный, как видно, Вселенской Канцелярией Миграции Душ, или как там это называется, — может быть, просто Вселенским Химуправлением Главка Минхимпрома.

Впрочем, ведомство могло быть совсем другое.