Лунинск, 1961 год
Неожиданно для себя я сказал Олегу Жмутскому, что решил уйти не только из НИИ, но и вообще из геологии.
Лунцева и Гожеляко в этот момент не было в комнате.
Чернов и Белов напряженно молчали как два добросовестных свидетеля.
Кажется, Жмутский не поверил мне. Его лицо выражало недоумение. Как это можно всерьез думать о перемене профессии, потратив на ее приобретение и закрепление восемнадцать лет, почти треть жизни?
— Старик, ты просто устал, — сказал Олег.
Тогда еще модно было говорить СТАРИК.
Ах этот Хемингуэй!..
Впрочем, кое-кто и теперь, постарев за эти годы и в самом деле, продолжает играть в игры молодости.
Неужели с тех пор Хемингуэя никто не сменил на литературном небосклоне?
И Гей опять вспомнил своего приятеля, который недавно умер от инфаркта. Того самого, который писал РЕГИОН. Этот приятель никогда и никого не называл СТАРИКОМ, он мог сказать прямо в глаза совсем другое слово:
— СЛУШАЙ, ТЫ, ПАДЛО!..
Ну и тому подобное.
Да, так вот Олег и говорит Гею:
— Старик, ты просто устал. Возьми отпуск, съезди куда-нибудь, расслабься хорошенько, старик!
Я негодовал:
— И вся суета сует исчезнет, а будет только сладостное горение?! А огонь под этим котлом будет поддерживать Лунцев?! Тебе тридцать два года, Олег. Ты уже не ученик, каковым еще могу быть я. Ты аспирант и МНС исследовательского института. У тебя есть собственный штат. Два лаборанта, которые пашут на тебя. Сколько лет ты их возишь в экспедиции, кормилец? Сколько тысяч, да что тысяч — десятков, сотен тысяч! — слопал ты и твоя группа? Вы все печетесь о науке, волнуетесь на ученых советах, когда распределяют темы и деньги, вас несколько десятков в институте, таких волнующихся, рот зажимаете тем, кто говорит, что вы халтурщики и дилетанты, а что вы сделали конкретно за многие годы? Что сделал ты? Ах, тебе мешали корифеи, Гожеляко зажимал… Но почему же ты не сказал на ученом совете, что Гожеляко, Лунцев и иже с ними — пригревшиеся нахлебники науки?
— А вот ты возьми и скажи, — ухмыльнулся Жмутский.
— И скажу!
— И скажи…
Почему же я не сказал? — подумал теперь Гей.
Да, не сказал ничего такого ни на ученом совете, нигде.
Олег Жмутский прав оказался.
Но статью в областной газете «Знамя коммунизма» Гей все же опубликовал.
Статья называлась лихо:
Шуму было!..
Лунцев, как ученый молодец, сказал Гею, что если бы они сидели в разных отделах, то он бы ему набил морду.
Логично!
И Гей ушел из института, решив облегчить задачу Лунцеву, но когда они встретились вскоре в темном переулке, то Лунцев сделал вид, что не узнал своего бывшего коллегу, несостоявшегося ученого.
А три смельчака институтских, среди которых Жмутского не было, все же проклюнулись и поместили в газете свое коротенькое письмишко, в котором они, как бы это помягче выразиться, были в общем и целом согласны с точкой зрения автора статьи — в том смысле, что молодые должны удержать в науке.
И так далее и тому подобное.
Но если бы не институт, этот лунинский НИИ, Гей не познакомился бы с высоким плечистым инструктором физкультуры, который непонятно откуда появился и что-то такое непонятное организовывал в институте, может развивал у МНС и СТС особую сверхусидчивость при переписывании.
А без инструктора Гей не познакомился бы с местными хоккеистами, которых Бээн держал на ставках слесарей.
И тут круг замыкается, ибо через хоккеистов Гей познакомился с Иваницкими, которые были вроде как меценатами — хоккеисты перед получкой ездили к ним поесть, это называлось воскресником.
А уж без Иваницких Гей не познакомился бы с Алиной… Что ли этот кучерявый пучеглазый инструктор физкультуры был перстом судьбы?
На воссоздание хоккеистов тратиться Гею теперь не хотелось, пустые малые, пижоны дешевые, а вот на инструктора, пожалуй, надо было выделить сколько-нисколько дефицитных атомов.
Появился он как из-под земли, и, хотя Гей видел его первый раз, этот инструктор сказал ему, будто корешу своему:
— Слушай, чувачок… Есть хата. Завтра мои хмыри приволокутся с выездной драчки, а сегодня хата в моем распоряжении… — Он позвякал перед носом Гея ключами на брелоке, изображавшем клюшку с шайбой. — Имеется в наличии маг, записи рока и пара чувих. Между прочим, чувихи перший класс. Чувихи клевые… Ты усёк? Всё, короче, в наличии, кроме бабок… — И он, уже догадываясь, с каким недогадливым чуваком связался, потер подушечками трех пальцев, взятых щепотью, одна о другую, перед лицом Гея потер, чтобы до того наконец дошло, что к чему. — Наскребешь хотя бы пару красненьких, а?
Денег у Гея не было. Даже десятой части от одной красненькой. То есть не было и паршивого рубля.
Всю зарплату — восемьдесят пять рэ минус налоги — он поначалу отдавал Фаине Яковлевне. Она субсидировала его — именно так это называется — на транспорт и на кусок пирога с рыбой. Между прочим, с речной, иртышской. Тогда в любой кулинарии Лунинска были дешевые пироги с речной рыбой. Между прочим же, а куда они теперь подевались? Ни дешевых, ни дорогих.