Марк быстрым шагом удалялся от бара «Ленин». Ноги несли его по авеню Сталинград, к стадиону «Делон». Плотный поток пешеходов поредел — служащие разошлись по своим конторам. Теперь ему все больше попадались пенсионеры и мамаши с колясками. Но метров через пятьдесят улица и вовсе почти опустела. Дрожащими руками Марк разорвал упаковку и небрежно сунул бумагу в карман джинсов. Это оказалась маленькая картонная коробочка. Он открыл ее и перевернул.
Лежавший внутри предмет упал ему в ладонь.
Марк пошатнулся.
В течение нескольких секунд ноги отказывались ему повиноваться. Неуклюже, словно сломанная марионетка, он отошел метра на два назад, пока не уперся спиной в холодный металл фонаря. Он заставил себя сделать глубокий медленный вдох.
«Спокойно, без паники. Не спеши. Возьми себя в руки».
Часть улицы перед ним оставалась безлюдной, но он знал: стоит ему закричать, сюда сбегутся люди. Нет. Он справится сам.
Против собственной воли он дышал все чаще. Горло сдавило судорогой. Привычные симптомы агорафобии — болезни, появившейся у него в двухлетнем возрасте.
«Дыши спокойнее», — приказал он себе.
Вопреки распространенному заблуждению агорафобия — это вовсе не боязнь открытых пространств или толпы. Это страх оказаться без помощи, когда она понадобится. Страдающий агорафобией в каком-то смысле боится испугаться… В полном соответствии с логикой вероятность приступа повышается в изолированном месте — в пустыне, в лесу, в горах, посреди океана, а также в гуще толпы, в битком набитом зале театра или на трибуне стадиона. И еще на улице — как многолюдной, так и пустынной…
Марк привык к проявлению этих симптомов, и, если приступ был не слишком сильным, обычно умел его перетерпеть. С годами болезнь давала о себе знать все реже. Он научился с ней жить: мог сидеть в переполненной студенческой аудитории, ездил в метро, ходил на концерты.
Он перевел дух.
Дыхание понемногу восстанавливалось. От прикосновения к столбу заныла спина, но он не спешил отрываться от случайно подвернувшейся опоры.
Марк опустил глаза к ладони.
Он держал в руке миниатюрную игрушку.
Самолетик.
Во много раз уменьшенная модель аэробуса А300. Довольно увесистая, отлитая из металла и покрашенная белой краской — кроме сине-бело-красного хвостового оперения. Такие игрушки сотнями стоят на полках в комнатах у мальчишек. Марк сжал самолетик в кулаке.
«Что стоит за этим подарком?
Или это просто шутка?
Проявление черного юмора в дополнение к записям Гран-Дюка?
Чушь какая.
Надо подумать. Может, было что-то еще?»
Марк пошарил в кармане джинсов, достал скомканную обертку и разгладил ее. И чуть было вслух не выругал сам себя. Торопясь добраться до содержимого пакета, он даже не заметил, что внутри лежал листок белой бумаги. Марк мгновенно узнал почерк Лили. Плотнее прижавшись к фонарному столбу, он начал читать.
«Марк!
Мне надо уехать. Не сердись на меня, я давно дала себе слово, что уеду. Сразу, как только мне исполнится 18 лет. Куда-нибудь далеко — в Индию, в Африку, в Анды… Или в Турцию. За меня не волнуйся, я хорошо переношу самолеты. Я сильная.
Я обязательно выживу. Еще раз.
Если бы я рассказала тебе раньше, ты бы стал со мной спорить. Но если ты подумаешь, как следует подумаешь, как думала я, то согласишься, что по-другому нельзя. Пока остаются сомнения, мы ничего не можем. Поэтому я должна уехать. Подальше от тебя. Я должна подвести черту. И обрубить сухие ветки…
Марк, не пытайся меня разыскивать. Не звони. Мне нужно время. И расстояние.
Мне так кажется.
Когда-нибудь мы оба узнаем, кто мы такие, ты и я. И кто мы друг для друга.
Береги себя.
Марк почувствовал, что снова задыхается. Усилием воли он отогнал хлынувшие в мозг мысли.
«Надо действовать. Срочно».
Он открыл рюкзак, сунул в него самолетик, записку и бумажную обертку. Вздохнул и достал мобильник. Он не зря подрабатывал в компании «Франс Телеком»: аппарат у него был последней модели, с блоком памяти, автоматически сохраняющем номера абонентов. Точно такой же он подарил Лили.
Марк промотал строчки телефонной книги, пока не добрался до Лили. Остановился и нажал зеленую клавишу. Экран осветился и раздались длинные гудки.
Такое бывало и раньше: он звонил, а Лили не снимала трубку. Он знал, что после седьмого гудка включится автоответчик. Когда прозвучал четвертый по счету гудок, он уже все понял.