Самоходка по прозвищу «Сука». Прямой наводкой по врагу!

– Сейчас, сейчас…

За спиной топтался, шумно дышал Вася Сорокин.

– Куда же он делся?

Кто спросил – непонятно. Но три пары глаз и еще механик Хижняк напряженно вглядывались вперед. Т-4 вынырнул из-за бугра, где проходила глубокая колея. Павел первый раз видел так близко громадину Т-4. Удивительно, но Карелин не слышал звука его трехсотсильного двигателя, но ощущал, как колеблется почва.

Выстрелил в борт, пробив верхнюю часть навесных броневых плит и, наверное, корпус танка. Т-4 дернулся, плоская башня быстро разворачивалась в его сторону.

– Подкалиберные кончились, – почти простонал Сорокин. – Я бронебойный…

Карелин выстрелил снова, не дослушав его. На двести метров пойдет и обычная болванка. Лишь бы не промахнулся. Удар пришелся в лобовую часть башни, которая уже развернулась к нему. Брызнула окалина, язычки огня. Болванка, вылетевшая со скоростью 700 метров в секунду, всей своей раскаленной до белизны массой пробила, прожгла броню и разворотила все внутри.

Успел выскочить лишь механик. Башня стояла с закрытыми люками, дым выбивался из пробоины, затем раздался взрыв. Немецкие танки Т-4 имели штатный боезапас 87 снарядов. Даже если рванула половина, этого хватило, чтобы сковырнуть башню на землю. Из широкого круглого отверстия хлестали языки пламени. С шипением вылетела снарядная гильза с бронебойным снарядом – такие не взрываются, сгорает лишь порох.

– Пашка, – заикался от волнения Никита Янков, – мы его уделали! Тигрина долбаный.

– Это не «тигр».

– Но машина еще та! Он двух наших сжег.

А Сорокин, втолкнув осколочно-фугасный снаряд, показывал цель.

– Механик удирает. Бей!

По механику, второпях и от волнения, промахнулись, но бой подходил к концу. За прицел снова сел Янков, а Павел рассматривал в бинокль, как снизу потоком двигаются танки, самоходки, грузовики с пехотой.

Вторая «пантера» прикрывала отход уцелевших танков и машин. Капитан, командир машины, стрелял метко, но его погубила самоуверенность. Тяжелый фугасный снаряд догнал «пантеру» на спуске. Сорвало гусеницу, выхлопные трубы, вмяло кормовую броню. Двигатель, взревев, замолк. Пахло горелым, и капитан приказал экипажу покинуть машину.

– Мы свой долг исполнили, – говорил он, показывая на подбитые и горящие «тридцатьчетверки». – Благодарю за службу. Теперь русские будут знать…

Этот ненужный пафос погубил и машину и экипаж. Капитану не следовало раздувать из своей стрельбы подвиг. «Горели не только русские «тридцатьчетверки», но и немецкие танки, штурмовые орудия. Прилетел очередной снаряд. Даже не гаубичный, а из «трехдюймовки», выпущенный танком или самоходкой. Удар о броню раскидал экипаж. Танкисты кинулись к люкам, но тяжелая СУ-122 врезала фугас в борт. Через минуту «пантера» уже горела. Обтекая ее, двигались «тридцатьчетверки», самоходки, грузовики с пушками на прицепах.

Путь до Днепра занял еще шесть дней. Были новые бои, мелкие стычки, несли потери. Но в один из сентябрьских дней полк Тюлькова стоял на берегу великой реки. Некоторые части уже переправились, захватили плацдармы на правом обрывистом берегу. Там шел бой.

Самоходно-артиллерийский полк Тюлькова стоял в редком осиннике. Все смотрели на плавно струящуюся воду. Движения на реке почти не было. Изредка проносились скоростные катера. Их провожали фонтаны орудийных разрывов.

– Как такую реку перемахивать будем? – вздыхал кто-то из бойцов.

– Так и будем. Дорога одна. На тот берег и дальше. Оставив наблюдателей, полк втянулся в лес, где предстояло готовиться к переправе. Павел Карелин вылез наружу, рядом сел Алесь Хижняк. Подошел Захар Чурюмов с новеньким орденом за подбитую «пантеру». Сорокин бултыхал фляжку и вопросительно смотрел на командира.

– Капониры выроем… потом сядем, обмоем, – отозвался Павел.

Захар Чурюмов курил, привалившись спиной к колесам самоходки.

– Катю не видел? – спросил его Паша.

– Санбат вон за тем лесом. Я ее час назад встречал, тоже про тебя спрашивала.

– Ладно, начнем понемногу копать. Вон комполка шагает. Хоть и недолго здесь стоять, но без укрытий не обойдемся.