Самое страстное перемирие

После их ужасного разрыва, из-за постыдного отношения Кейт к нему, он вернулся в Грецию, решив забыть об их отношениях. Злясь на Кейт за весь этот унизительный провал, но больше всего на себя, он занялся тем, в чем, как он знал, может добиться успеха, — на свой бизнес с Филиппом.

Но его злополучная поездка в Нью-Йорк все изменила. Фиона О'Коннор тут же безжалостно разоблачила его наивность в отношении денег, упрекнув его в легковерии. Она совершенно ясно дала ему понять, что считает его ничтожеством, а Кейт не сделала абсолютно ничего, чтобы поддержать его.

Потому что только деньги имели значение — теперь Никос знал это.

Итак, Никос вернулся на Крит и приступил к развитию нового бизнеса.

Он заставлял работать и Филиппа — о чем теперь горько сожалел. Внезапное стремление сделать их обоих миллиардерами было исключительно навязчивой идеей Никоса и не представляло интереса для тихого и задумчивого Филиппа.

Но бизнес пошел в гору, и деньги потекли рекой. И наконец Никос обрел власть, к которой так стремился.

Проблема была в том, что она заставляла его чувствовать множество других вещей…

Никос нетерпеливо потер рукой шею сзади. Столкнувшись с Кейт снова, он обнаружил, что борется с теми же импульсами и желаниями.

Одно было точно: он больше не будет обнажать свое сердце и душу. Он совершил эту ошибку однажды — но больше никогда.

Теперь, когда он украдкой изучал ее из-под полуприкрытых век, Никос мог видеть, какие усилия она прилагала, чтобы вежливо аплодировать танцорам, и вынужденную полуулыбку на ее лице.

Ее раздражало все это так же сильно, как и его. Очень хорошо. Поделом ей.

Раньше он умер бы за Кейт О'Коннор. Без секундного колебания и без единого сомнения. Когда-то она значила для него все. Теперь ему нужно было остерегаться ее власти над собой.

Но влечение было как никогда сильным — Никос не мог этого отрицать.

Сделав глоток шампанского, он поставил бокал и отодвинул его.

Никос хотел быть с ней не здесь, не в зале, полном пьяных бизнесменов, которых развлекали едва одетые танцоры. Он хотел побыть где-нибудь наедине.

Нарастающее желание заставило его сменить позу, поправить брюки, прежде чем он позволил своим глазам снова скользнуть в ее направлении. Кейт сидела прямо и смотрела вперед, сложив руки на коленях. Когда стихли последние звуки канкана, она снова вежливо похлопала. Она не могла дождаться конца — это было очевидно. Он видел, как она наклонилась, чтобы поднять сумочку, и, когда она выпрямилась, их взгляды встретились. Эти прекрасные зеленые глаза… На мгновение он уловил в них уязвимость — своего рода потерянную беспомощность, которая угрожала прорезать его твердую решимость. Но через секунду она исчезла, сменившись знакомым теперь взглядом надменного презрения. Взгляд, говорящий о том, что она терпит его только потому, что должна, и даже в этом случае — в течение минимально возможного количества времени.

Казалось, она бросает ему вызов.

Прохладный ночной воздух окутал их и принес долгожданное облегчение после удушающей атмосферы клуба.

— Может, прогуляемся? — махнул он рукой в сторону тротуара.

— Если хочешь.

Кейт вдохнула парижский ночной воздух.

Этот город был таким шумным и веселым, что не влюбиться в него было невозможно.

Повернув за угол, они вышли на площадь, заполненную художниками. Никос замедлил шаг.

— Монмартр славится своими художниками, — указал он на высокие здания вокруг них. — Ренуар, Ван Гог, Пикассо — все они в какой-то момент своей карьеры жили и работали здесь.

Кейт проследила за его взглядом. Она довольно хорошо разбиралась в истории искусства, так что уже знала это, но как чудесно было думать, что эти гении, картинами которых она восхищалась в галереях, действительно были здесь — может быть, даже стояли в том же самом месте.

— Хотя я не уверен, что эти ребята принадлежат к тем гениям.

— Может быть, и нет. — Кейт тихо засмеялась. — Но они должны зарабатывать на жизнь, как и все мы, и если они так поступают, то я им завидую.

— Правда? — Никос повернул ее к себе, чтобы увидеть ее лицо. — Ты хочешь сказать, что откажешься от своей конфетной империи в пользу палитры художника?

— В моем случае это будет фотоаппарат. — Кейт отвела взгляд от его пытливых глаз. — Я хотела бы стать профессиональным фотографом.

— Но я думал, ты ненавидишь папарацци?

— Я знаю. — Она быстро повернулась, чтобы посмотреть на него. — Я не говорю о таких фотографиях. Я имею в виду портреты, пейзажи и все такое.

— Так почему же тогда ты этого не сделала?

— Чего не сделала?

— Не стала фотографом?

— Как единственная наследница, я должна была присоединиться к семейной фирме. Идея заключалась в том, что я начну постепенно изучать все аспекты бизнеса. Но потом папа умер… — она снова отвернулась, — и внезапно всей компанией стала руководить я. Ну, я и мама. Мама не могла справиться с давлением, и я напортачила.

— Я всегда считал, что ты хотела взять «Канди Кейт» под свой контроль.

— Может быть, когда-нибудь в будущем. Но не тогда. Я не ожидала, что мой отец умрет так внезапно… — Ее голос затих.

— Значит, годы твоей свободы оборвались?