Самодержец

Посол поклонился, я даже протянул ему руку для прощания. Пусть в Англии появится еще на одного человека больше, кто не будет считать Россию своим врагом. Ну, или пусть на острове такой человек появится в единственном числе.

Получилось ли убедить посла в том, что Россия не готова к войне? Уверен, что нет, но мои слова он обязан доставить в неизменном звучании. А король Георг, как мне докладывали, в принятии решений может быть еще более импульсивным, чем я. Я не рассчитывал на то, что стратагема: показывай врагу слабость, оставаясь сильным, сработает. Однако, всем неприятелям нужно наглядно показать, что открытое противостояние с Российской империей чревато. Может и получится сделать «прививку» лет на пятьдесят у европейских государств, да и у Китая, чтобы не было желания воевать. Ну, а в локальных военно-политических играх можно и посоперничать.

Государственный Совет начался опять же не сразу. Шешковский чуть ли не боем, но пробрался ко мне. Тот же ротмистр, который меня и будил, вновь не позволил нарушать покой императора, останавливая, казалось, всесильного главу Тайной канцелярии. В обязанности дежурного офицера, в принципе, подобное не входит, если только не объявлено особое положение, когда меры безопасности усложняются. И я объявил такое положение. Поэтому, несмотря на угрозы и козыряние своим титулом, даже Степан Иванович был, в итоге, досмотрен и только тогда допущен до «тела». Нужно узнать имя этого молодца, может и пригодится к чему, ибо исполнительный. Но Катька, стерва… придется офицера все же держать на расстоянии. Определить его что ли к кому-нибудь в адъютанты? Румянцеву?

— Чего ты, Степан Иванович, костеришь на чем свет стоит исправного офицера? — спросил я с улыбкой, когда в кабинет зашел Шешковский.

— Простите, государь, но дело столь важное, что нужно было скорее доложить Вам. Я извиняться перед этим офицером не стану, но по ведомству пришлю письмо благодарственное. В конце концов Ваша безопасность — моя работа. И ротмистр все правильно делал, — говорил Шешковский, поправляя свой камзол.

— К делу! — серьёзно потребовал я, все же Государственный Совет уже должен был более, чем сорок минут ожидать моего появления.

— Вот! — глава Тайной канцелярии протянул мне лист бумаги.

«Вспомните, господин Панин, мадмуазель Жанетту, как и разговор в Аахене. Сделайте то, на что способны» — прочитал я, не став озвучивать текст.

— И? — спросил я.

— Жанетта — так звали помеж собой французские шпионы связную. Дамочка, которая носила письма, скрывая их в своем платье. Мы о ней знаем, но пока не трогали. На Панина были указания еще с переговоров в Аахене. Он тот, кого Вы, Ваше Величество изволили назвать «спящим». И… это же он должен был представлять Россию на свадьбе Ее Высочества Анны Петровны! — сказал Шешковский.

— Сколько не выводи крамолу, она все равно пролазит. Еще есть что на Никитку? — спросил я.

— Есть не точные данные, что доходы Никиты Ивановича сильно превышают все публичные. Косвенные свидетельства указывают на то, что Панин брал мзду от шведов, — сказал Шешковский.

— Хорошо! Прямо на Совете и арестуешь, после моих слов, — принял я решение.

Ждать более не стал, а отправил Шешковского в зал для заседаний Государственного Совета, чтобы мы вместе с ним не заходили, после отправился и сам, взяв с собой двух гвардейских казаков. Мало ли… арестовывать же иду одного из вельмож.

— Господа, начнем с того, что заслушаем армию и флот. Что мы имеем сейчас, и что в ближайшее время способны противопоставить противнику, — начинал я Государственный Совет. — Однако, прежде я хотел бы спросить у господина Министра иностранных дел. Скажите, а что же такое нужно было вспомнить Вам, Никита Иванович, из событий в Аахене, что могло бы помочь нашим врагам англичанам, да еще в тот момент, когда Вы назначены на сопровождение моей дочери в Вену?

Наступила пауза, полноватый Панин раскраснелся, покрылся испариной. В какой-то момент я даже подумал, что он получит инфаркт, но нет, обошлось.

— Господин Президент Тайной канцелярии, распорядитесь сопроводить подозреваемого Панина Никиту Ивановича для разговора в более для того подходящее место, — сказал я и не стал обращать внимание на то, как в зал заседания вошли два молодца и под ручки белые повели Панина.

Два казака все еще стояли у дверей и были готовы к любым событиям. Я мог справится самолично не то, чтобы с Панины, уверен, что и с любым членом Совета, может только Румянцев составил конкуренцию, но эти двое — моя демонстрация силы, психологический нажим на остальных. Пусть видят и осознают, что любой намек на измену не остается без внимания.

Не факт, что Никита точно будет предан абстракции, но он и так не нужен был мне в сегодняшних реалиях а тут еще и мог умышлять что-то. То, что нам подставили Панина этой запиской я не верил. Глупо убирать из моей команды единственного, с кем европейцам было бы возможно договориться. С иными придется сложнее. Или злопыхатели России столь уверены в своих силах?