Самодержец (СИ)

Грановский только посмотрел на двойника императора. Ранее он сокрушался, что Семен не воспитуемый и как был дураком, так им и остался. Михаил Андреевич был не совсем прав в своих суждениях, так как бывший крепостной уже о многом догадался и спрашивал лишь из-за страха. Ума у Семена прибавилось, а вот малодушие победить он никак не мог и коленки подрагивали.

Уже когда, под всеобщее ликование, «император» входил на импровизированную сцену, в метрах двадцати от места появления самодержца, стоял максимально сконцентрированный человек. Он не выкрикивал приветствия, не входил в состояние транса, как иные, только ждал.

— Люди честные! Приехал я к Вам, дабы посмотрели мы друг на друга и обиды все, коли они есть, высказали, — начал говорить лжеимператор.

— Государь, надежа наша, вели и жизни положим! — кричал один человек в толпе.

— Нет обид на тебя и быть их не может! Костьми ляжем! — выкрикивал второй.

Причем это были даже не те штатные «крикуны», которые должны заводить толпу и создавать нужное настроение. Люди действительно были столь впечатлены присутствием императора, что скажи им лжесамодержец прямо здесь и сейчас умереть, в миг все люди на площади стали суицидниками. Лишь один человек не поддавался никаким эмоциям и только выгадывал возможность для выполнения работы.

— Сказывают, что объявился брат мой, Иоанн Антонович, по потере которого я горевал без меры. И хотел я видеть того брата. Коли то он, то обнять. Просил в письме я брата свого не чинить разбоя, да не воевать Оренбург, что приеду я, и все сладим. Но не слушает меня брат, татьбу супротив меня измышляет, — у Семена начали дрожать колени пуще прежнего, он уже уверил себя в том, что его должны убить и именно здесь и сейчас.

Непроизвольно лжеимператор посмотрел на своих телохранителей.

— Защитим, надежа-государь! — выкрикнул «подпевала на зарплате».

— Не дадим сгубить! — подержал еще кто-то из толпы.

— Не убоялся я, приехал. Если татьбу учинит кто, люди, верьте, что я все миром решить хотел, нельзя, кабы подданные мои кровь лили, когда все сладить можно полюбовно, — продолжал озвучивать заученный текст Семен, а ноги предательски дергались в сторону, сбежать.

Выстрел! Выстрел!

Кузьма Хлопов, телохранитель лжеимператора рефлекторно, как учили в школе пластунов, закрыл собой Кривоноса. Пуля вошла в живот Кузьмы, а вторая попала прямо в сердце.

Ошарашенными от испуга глазами, насилу удерживая на руках уже мертвого телохранителя, Семен осматривал площадь.

— Убили! — закричал кто-то из толпы, когда стрелка-убийцу уже скрутили охранники лжеимператора.

— Жив император! Это тать лживая сгубить его хотел! Нет Иоанна Антоновича, сгинул он, да и мал годами, а то Ерофей Лихатов, я знал того враля! — выкрикивал агент Тайной канцелярии, а другой агент вторил ему из бушующей толпы.

Толпа преисполнилась гневом. Не было русского бунта, чтобы вот так, на законного царя покушаться. Сильна вера в царскую непогрешимость. И тут… сильно подорван авторитет ЛжеИвана.

Через час Михаил Андреевич Грановский зашел в камеру Самарской тюрьмы, где на стуле сидел связанный и избитый стрелок, который покушался на императора.

— Пригож! Ой, пригож! — Грановский улыбнулся.

— Рад стараться, Ваше превосходительство! — съязвил Иван Трофимович Петровский, ротмистр тайной службы и потомственный дворянин.

— Вот и по Уставу сказал, а как по матушке послал! — сказал начальник разведки, которому перепоручили работу по ликвидации угрозы бунта на Юге Урала.

— Три зуба выбили, да ребра поломали! — констатировал Петровский.

— Бывает! То, что живой, вот наиглавнейшее! — Грановский посерьезнел. — Ладно, полюбезничали, и будет. Рассказывай!

— Получилось, все получилось! Не думал, Ваше Превосходительство, что свой человек у Тайной канцелярии есть и среди башкир!

— Уже нет. Перед твоим прибытием приказал посредством тайных знаков уходить. Он не привит. А такой хитрец и умница, как Раинбек еще сгодится. Может, даже в самое ближайшее время, — сказал Грановский, открывая саквояж и выуживая из него штоф водки, кольцо колбасы и хлеб.

— Давай, господин ротмистр, помянем раба божьего Кузьму Хлопова.

— Не хотел я его убивать, — Петровский понурил взгляд.

Грановский молча налил в стоящие на столе керамические чашки, молча выпили. Нечего было объяснять случившееся. Это еще даже не трагедия в начавшейся операции, только недоразумение. Еще немало крови прольется, немало людей сгинет.

По плану операции агент Петровский, работавший под легендой Вани по прозвищу «Злодей», должен был только ранить «императора» в плечо. Ротмистр был великолепным стрелком и промазать никак не мог. Ранение императора должно было всколыхнуть Поволжье и юг Урала, и при грамотной подаче информации данный факт обязательно навредил бы ЛжеИвану. Но казака-телохранителя Хлопова хорошо учили. Он, не задумываясь, отдал жизнь за охраняемого.

— Эх, хороша, — сказал Петровский, закусывая куском колбасы.

— А что, на столе Иоанна Антоновича водка хуже была? — усмехнулся Грановский.