Самодержец пустыни

Разговоры о том, что Унгерн жив, пошли почти сразу после его казни. Выдвигалась следующая версия: красные не сумели его захватить, процесс был искусной мистификацией, в Новониколаевске под видом барона судили другого человека. Тогда же начали курсировать слухи, в основе которых лежала идея менее экстравагантная: судили действительно Унгерна, но в ночь после суда ему удалось бежать.

Вскоре после того, как ДАЛЬТА, телеграфное агентство ДВР, распространило отчет о новониколаевском процессе, во владивостокской “Вечерней газете” появилась заметка под характерным названием: “Унгерн или двойник?” Ее автор, скрывшийся за псевдонимом “П. Кр-сэ”, утверждал, что лично знал барона в Харбине, и по пунктам перечислил все странные, на его взгляд, детали этого отчета, вызвавшие у него сомнения в подлинности фигуры подсудимого.

1. Говорится, что Унгерн – высокого роста, с большими “казацкими” усами, с бородкой. “Ладно, – замечает по этому поводу П. Кр-сэ, – борода могла отрасти, но усы так быстро не растут, у него были интеллигентные усы. И он был среднего роста!”

2. Унгерн сказал, что до революции был войсковым старшиной, а от Семенова получил чин генерал-лейтенанта. Однако правда такова: в 1917 году барон был есаулом, и Семенов произвел его только в генерал-майоры[229].

3. “Что за чушь о создании срединной монгольской империи? Ведь Монголия была для Унгерна лишь базой для операций против ДВР!”

4. Почему барона судили в Новониколаевске, а не в Чите? Не потому ли, что там его многие знают в лицо?

Утвердительный ответ на последний вопрос, резюмирует П. Кр-сэ, разрешает и все предыдущие недоумения. Очевидно, что суд был фарсом, умелой инсценировкой; барон ушел на запад Монголии, как и собирался это сделать, а перед трибуналом предстал загримированный под него актер или двойник. Двойничество – не столь уж редкое явление природы. Всем харбинцам известен один железнодорожный служащий, который является буквально копией Николая II. Тем проще было найти человека, похожего на Унгерна: его внешность представляет собой “обычный интеллигентский тип, каких тысячи”.

Эта версия рухнула, когда унгерновцы появились в Харбине и в Приморье, но слухи о побеге проверке не поддавались и оказались куда более живучими. Рассказывали, будто сразу по окончании процесса барон симулировал психическую невменяемость, причем настолько натурально, что исполнение приговора решено было отложить. Такую форму поведения подсказала ему действовавшая в Новониколаевске белогвардейская подпольная организация. Унгерна поместили в тюремную больницу, откуда он той же ночью бежал с помощью члена этой организации, фельдшера Смольянинова (конкретная фамилия придавала убедительность всей истории). Чтобы избежать скандала, администрация тюрьмы скрыла побег, вместо барона расстреляли очередного смертника, а самого Унгерна поймать не смогли[230].

Иногда организатором побега выступал не кто иной, как главком ДВР Василий Блюхер. Его немецкая фамилия, чье происхождение тогда не было широко известно, служила весомым аргументом в пользу данной версии[231], хотя она могла возникнуть и много позже – после того, как в 1938 году фотографии арестованного Блюхера появились в немецких газетах и денщик ротмистра австро-венгерской армии, графа Фердинанда фон Галена, погибшего в Карпатах во время Первой мировой войны, опознал в нем своего бывшего начальника. Можно предположить, что дожившая до наших дней легенда, будто Блюхер – это и есть попавший в русский плен и ставший красным маршалом фон Гален, породила легенду о спасении им Унгерна: один германский аристократ не мог не помочь другому[232].

Особый вариант этой версии изложен в воспоминаниях португалки Бьянки Тристао. Она была сестрой милосердия у белых, потом какое-то время прожила в Харбине. По ее уверениям, Блюхер не только устроил Унгерну побег, но еще и помог ему уехать за границу. Как Борман и Берия, которых легенды объявляли спасшимися и переселяли в Южную Америку, барон обосновался в Бразилии. Это доказывалось приложенной к запискам Тристао фотографией – на ней мужчина, похожий на Унгерна, ласкает ручную пуму[233].

Другую фотографию такого типа Торновскому в 1937 году показывали в Шанхае. Она запечатлела троих мужчин в одежде буддийских монахов: слева – “благообразный и почтенный” старик, настоятель монастыря где-то в Бирме, справа – “ламенок” лет 15 или немного больше, а между ними – “высокий худой лама лет 42–45 и до поразительности похож на Р.Ф. Унгерн-Штернберга”. Про подростка с чертами “завки” (полукровки) сказано было, что это сын барона от маньчжурской принцессы.