Самобытный характер

ИВАН НИКИТИЧ В КАЧЕСТВЕ СОЛИСТА

Увидев вывешенный на доске объявлений график отпусков, главный бухгалтер пришел в неистовство:

— Опять в ноябре! Это в конце концов возмутительно! Что я: пария, невольник, крепостной?

И с резвостью пикадора помчался выяснять этот вопрос к директору фабрики.

— Анатолий Мироныч, — закричал он с порога, отпихнув изумленную секретаршу, — это произвол! Где я нахожусь? Где я работаю?

— На фабрике «Трикотин», — наивно ответил директор. — А что, собственно, случилось?

— А то, что мне надоело каждый год шмыгать на лыжах и вместо цветов нюхать сосульки! Я тоже хочу моря, цветов, солнца! Другие из отпуска виноград привозят, а я насморк!

— А отчет за полугодие? — прервал его директор. — Вы слишком горячитесь, Иван Никитич. По-моему, вы холерик.

— Я не холерик, а главный бухгалтер! — объявил Иван Никитич. — И я горд. Да, горд! Произвола терпеть больше не намерен. В конце концов у меня есть заместитель. Может он один раз сдать отчет?

— Не может. Он у нас новый человек. Вы хорошо знаете, что без вас все пойдет вверх ногами. Вы у нас…

Но эта грубая лесть не смягчила разбушевавшегося бухгалтера.

— Я ухожу с работы! — безапелляционно заявил он. — Хватит попирать мое человеческое достоинство! Считаю себя свободным ог своих обязанностей и прошу исключить из списков личного состава!

И он вышел с независимым видом.

Дома Иван Никитич, сидя за обедом, как будто между прочим сообщил жене:

— А я, знаешь ли, с работы уволился..

От неожиданности Агафья Петровна уронила ложку в кастрюлю и вместо селедки окропила уксусом сладкие блинчики.

— За что это тебя?

— Как это «за что»? Я сам подал заявление об уходе. Еду на юг. Собери чемодан! По собственному желанию.

— Пятнадцать лет работал — не было собственного желания, а тут вдруг появилось желание! Не иначе, как напутал чего-нибудь…

Швырнув салфетку, Иван Никитич произнес краткую, но пламенную филиппику, подвергнув сомнению способность супруги понимать человеческую речь, после чего направился на вокзал заказывать билет.

— Я тоже хочу загорать в трусиках на морском берегу! — упрямо бормотал он, трясясь в троллейбусе. — Хочу сидеть под магнолией и жевать гуяву.

Ничего не понявшая в сложных переживаниях мужа Агафья Петровна складывала в чемодан трусики, полотенца, зубную щетку, обильно поливая каждую вещь слезами. Она укрепилась в мнении, что Иван Никитич сделал что-то нехорошее и теперь хочет укрыться от ответственности под сенью баобабов и финиковых пальм.

Через два дня Ивана Никитича уже уносил поезд Москва — Симферополь. Сидя в вагоне, он с наслаждением читал «Королеву Марго», выскакивал на каждой остановке и в неимоверных количествах поглощал помидоры, варенец и кислющие яблоки, от которых глаза лезли на лоб.

Соседи оказались очень милыми, приветливыми людьми. Быстро разговорились.

— А где вы работаете? — спросила его пожилая, полная женщина, ткачиха из Иванова.

Иван Никитич замялся.

— Я… видите ли, я сейчас нигде не работаю. Так, свободный художник… хе-хе! — принужденно засмеялся он.

— Странно! — сказал юноша в форме юриста. — Такой еще… нестарый и полный сил человек… На какие же средства вы существуете?

— А я… на… на свои сбережения, — заносчиво сказал Иван Никитич. — Имеет же право человек жить на сбережения, если он никого не убил и не ограбил?

— Ну, да… — неопределенно промямлил юноша, отворачиваясь к окну. — Рантье… конечно…

— А есть у вас специальность? — осторожно спросила соседка.

— Конечно. Я главный бухгалтер.

— И не работаете?! — ахнула соседка. — Да это просто некрасиво с вашей стороны! Хотите, я вас устрою на наше предприятие? Нам как раз нужен главный бухгалтер… Если только, конечно, за вами ничего такого…

— Благодарю, не нуждаюсь! — отрезал Иван Никитич. — Я просто не желаю работать. И все. А устроиться я и сам сумел бы.

В вагоне наступило неловкое молчание. Юрист вышел в коридор покурить, женщина стала устраиваться на покой.

За время пути Иван Никитич разочаровался в своих спутниках. И поэтому, прибыв на место, он, не попрощавшись, вышел на перрон и, небрежно размахивая легким чемоданчиком, побрел по залитой солнцем дороге вдоль берега, с жадностью глядя на зеленоватые муаровые волны.

Он быстро нашел комнатку. Договорился с хозяйкой, сунул чемодан под кровать и отправился на пляж.

Первый день прошел чудесно. Иван Никитич валялся на горячем песке, всласть лакомился фруктами, названия которых узнал только сейчас, плескался в море, с удовольствием глотая попадавшие ему в рот брызги горько-соленой воды.

«Вот это да! — с умилением думал он. — Целый месяц такого блаженства… Собственно, почему месяц, а не два? Не три? Деньги у меня есть, а теперь я вольный казак».

На другой день к нему на пляже подсел добродушный толстяк, который, греясь на солнышке, поведал ему, что ездит сюда уже четвертый год подряд, а на этот раз привез с собой целую компанию.