Когда я вхожу в лифт, я посылаю Гейл сообщение с просьбой, чтобы она изменила контракт, который мы подготовили для Перри. Я хочу еще десять процентов сверх моего стандартного процента, если мы его подпишем. Затем я прошу ее подтвердить заказ на ужин.
Я останавливаю такси и прошу водителя отвезти меня обратно в отель.
Мой телефон звонит рингтоном Ника, и я со смехом отвечаю:
– Разве ты не должен смотреть фильм или тренироваться? Воскресная игра может быть предсезонной, но она по-прежнему против действующих чемпионов Суперкубка.
Водитель такси с любопытством смотрит на меня в зеркало заднего вида.
– Я знаю это, но я хотел проверить, – его обычно небрежный тон полон беспокойства.
– Все в порядке?
– Конечно, а что должно случиться?
– Биззи не отвечает на звонки.
– Это потому, что я выключил сегодня утром ее телефон.
– Какая-то конкретная причина?
– Да, она не спала больше тридцати шести часов и прошлой ночью напилась. Когда она, наконец, уснула, я отключил ее телефон.
– Ты оставил ее одну?
– Мне доставили несколько вещей перед отъездом, и я написал ей записку. Если она не отвечает, значит она все еще спит.
– Слава богу.
– Ник, что случилось? С тобой все в порядке?
– Со мной да, но я за нее беспокоюсь. Матис рассказал мне о мальчике по имени Грэйди. Мы договорились, что я навещу его на следующей неделе после игры. Надеюсь, я отдам ему победный мяч.
– Черт. – Я провожу рукой по волосам. – Произошло что-то конкретное?
– Не совсем, но Матис думает, что при использовании альтернативы, смешанной с традиционными лекарствами, у него может быть несколько месяцев. Суть лечения состоит в том, чтобы держать его в комфортных условиях. Только чудо позволит ему выжить.
– Матис, Клэр и я, мы все думаем, что должны подождать, пока вы не вернетесь домой, чтобы поделиться этим с Биззи.
– Согласен. Ей нужно время отдохнуть, когда она узнает об этом. – Я не упоминаю о том, что Биззи уже все знает.
– Да, ей нужно побыть одной.
Повисла небольшая пауза, прежде чем Ник спросил:
– Итак, она напилась прошлой ночью?
– Именно.
– Была в настроении потанцевать? – хихикает он угадывая.
– Именно, – повторяю я, вспоминая то чувство, когда она была в моих руках, когда я держал ее так близко и вел по танцполу. Ее бедра были плотно прижаты к моим, когда она откинула голову назад улыбаясь. Мой член был твердым как камень, поэтому мне приходилось несколько раз ее перемещать, но это стоило каждой секунды.
– Ты хорошо о ней заботишься, правда?
– Конечно.
– Извини, чувак, тупой вопрос.
– Ник, ты ведь понимаешь, что ей уже не четырнадцать? Она уже взрослая и может сама о себе позаботиться.
– Я знаю, но она заслуживает так много, Шоу. Ты никогда не поймешь.
Мой желудок сжимается, когда вспоминаю, как Матис разделял те годы, которые я пропустил из жизни Биззи. Обычно, я просил ее говорить со мной, но я знаю, что она никогда не станет обсуждать ничего, что заставит ее казаться слабой и уязвимой. Она – настоящий боец. Однако, мое чутье мне подсказывает воспользоваться этой возможностью, чтобы прощупать Ника, пока он явно обеспокоен.
Я сукин сын, но, если он даст мне представление о мире Биззи, я использую его. Я использую все что угодно. Потому что, если Биззи даст мне шанс, она никогда больше не будет сомневаться в своей самооценке или месте в этом мире. Она будет жить каждый день, зная, какая она особенная и драгоценная.
– Ник, помоги мне понять. Я не пытаюсь предать твое доверие, но помоги мне. Прошло много времени с тех пор, когда вы были детьми больными раком. Что я пропускаю?
Черт, это могло быть чертовски близко.
– Шоу, мы не говорим об этом, и она, вероятно, меня убьет, но ей было нелегко. Возможно, это было давно, но это все еще осталось у нее в голове. Дело не только в том, что дети жестоки; дело в страхе перед каждым осмотром, перед ночами одиночества, в то время как другие девушки встречались. Она никогда не могла расслабиться. У меня было так много всего, и я принял ее, но она не оправилась от лечения, как я. Ее рак был немного сильнее, если можно так его классифицировать. Ей нужно было многое еще преодолеть. Я практически заставлял ее общаться, и все мои друзья приняли ее как часть нас. Она напилась на первом курсе колледжа. Дня два я наблюдал, как ее тошнит, потому что она настаивала на том, чтобы выпить пунш. Это было жестоко, и я был чертовски напуган. Наконец, она меня ударила, когда я собирался позвонить ее родителям и сказал, что она это заслужила. Она была чертовски счастливой. Радовалась тому, что вела себя как бунтующий подросток.
– Черт. – Я откидываюсь назад, представляя, как ее рвало и моего брата в роли ее опекуна.
– Наконец, она выпила целую колу, не извергая ее повсюду, и я знал, что она будет в порядке. Так было всегда. Я заботился о ней, а она заботилась обо мне. Всегда. Девчонка проникла мне в кровь, и я не могу ее отпустить. Поэтому, когда услышал об этой истории с Грейди, я сначала расстроился, но потом понял. Она беспокоится обо мне. Я был готов приехать, когда она не ответила на звонок. Мысль о ней, лежащей в слезах, причиняет мне боль, физическую боль.